И эту память о своем Боге пленники связывали с Сионом – «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе» (Пс. 136,1). «Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек» (Пс. 124,1). «Когда возвращал Господь плен Сиона, мы были как бы видящие во сне. Тогда уста наши были полны веселья, и язык наш - пения; тогда между народами говорили: "великое сотворил Господь над ними!" Возврати, Господи, пленников наших, как потоки на полдень. Сеявшие со слезами будут пожинать с радостью» (Пс. 125,1-5)9.
Но в первой серии эти намеки на Библию остаются почти случайными и даже провокационными, почти кощунственными (имя любовницы Нео – Тринити – означает Троица).
Первая серия снята с очевидно буддистскими акцентами. Хотя ее основной тезис («Проснись и смотри!») общерелигиозен, но есть типично буддистская радикальность в аранжировке этого тезиса. Да, все религии мира говорят, что нельзя доверять обычным ощущениям. Но мера нашей обманутости оказывается разной по представлению разных религий. Христианство полагает, что человек может очень серьезно обманываться, но все же сам человек не есть обман и мир не есть иллюзия. Уже на первой странице Библии мы читаем, что «увидел Бог, что все, что Он создал, хорошо весьма».
В буддизме, напротив, наш обман всецел. По первой серии «Матрицы» проходит идея тотального обмана. Весь мир, в котором жил Нео, придуман от начала ло конца. И весь он должен быть разрушен. В этом смысле первая серия “Матрицы” несёт в себе скорее буддистские мотивы, нежели христианские. А также ещё гностические.
Гностики – это первые еретики христианской истории. Пространство их деятельности - первые три столетия нашей эры. Гностики наследуют античное убеждение в том, что космос – это порядок. Слово “космос” восходит к глаголу “космео” – украшаю (отсюда, кстати, происходит и слово “косметика”). Античного грека порядок радовал. Перед лицом своей смерти он утешал себя тем, что для всего есть свое место в расписании жизни. Да, люди умирают, но и листва падает осенью, а всеной родятся новые листья. Так и мы умрём, но наш город будет бессмертен в наших детях… А затем эпоха маленьких, соразмерных человеку городов прошла и настало время империй. Александр Македонский, потом – Римская Империя. Культура полисов, маленьких обжитых городов, в которых мнение каждого гражданина что-то значит, обрушилась. Люди чувствуют свою заброшенность в огромных колесах империи. И начинает пробуждаться тоска о человеке. Уже у Вергилия