а не абсолютно; я всегда полагал, что так говорил и Коперник. Потому что если сказать, что предположение о движении Земли и неподвижности Солнца позволяет представить все явления лучше, чем принятие эпицентров и эпициклов, то это будет сказано прекрасно и не влечет за собой никакой опасности. Для математика этого вполне достаточно. Но желать утверждать, что Солнце действительно является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад,— утверждать это очень опасно не только потому, что это значит возбудить против себя всех философов и всех теологов-схоластов, это значило бы нанести вред святой вере, представляя положения Святого Писания ложными… Если бы и было возможным неоспоримое доказательство того, что Солнце находится в центре мироздания, то в таком случае было бы необходимо с большой осторожностью объяснять противоречащие места в Писании, считая, что скорее всего мы не понимаем смысла слов, чем то, что доказательства являются ложными. Но я лично не могу поверить в существование подобного доказательства, по крайней мере до того, как оно не будет мне представлено. Согласитесь, что ведь не одно и то же: высказывать предположение, что Солнце находится в центре, а Земля на небе, и доказать, что именно так оно и есть на самом деле. Первое, я думаю, вполне имеет право на существование, а вот что касается второго, то у меня возникает глубочайшее сомнение. В случае же, когда возникает сомнение, не следует отходить от Священного Писания» (цит. по: Фантоли А. Галилей. С. 139—140).
VI Даже в «деле Галилея» роль инквизиции совсем не столь проста, как повествуется на школьных уроках. «При Филиппе IV расширилась самостоятельность испанской инквизиции, она не признавала более за римской курией права запрещать в Испании чтение какой-либо книги, как об этом свидетельствует случай с Галилеем. В Риме нашли необходимым внести в индекс “Диалоги” Галилея, и папский нунций в Испании распорядился прибить к дверям церкви эдикт о запрете этой книги, не испросив разрешения великого инквизитора. Инквизиция обратилась за помощью к Филиппу IV, доказывая ему, что она в борьбе между королевской властью и абсолютистскими стремлениями римской курии всегда становилась на сторону первой и не запрещала, несмотря на требования римской курии, тех книг, которые защищали прерогативы королевской власти. Было бы поэтому справедливо, чтобы Филипп теперь принял сторону инквизиции и не допускал бы вмешательства Рима в дело цензуры книг.