чтоб у вас было поменьше натужного ёрничества, притворства: мол, «хоть мы и православные, но тоже молодые, мы тоже умеем смеяться, умеем подшучивать» и так далее. Понятно, что есть естественная молодежная радость, уместные шутки, но иногда мне кажется, что это слегка искусственно педалируется. Мне бы хотелось, чтоб вы не пытались чем-то казаться в глазах ваших сверстников, а просто были бы самими собой.
— А если спросить от обратного: какая манера разговора о Церкви в церковной же прессе Вам не по душе?
— В августе 2003 года в Южно-Сахалинске слишком воцерковленная журналистка так начала беседу со мной: «Отец Андрей, какой вопрос Вы благословите Вам задать?».
— И что Вы ответили?
— Ну, каков вопрос, таков и ответ. Я сказал, что самым интересным мне было бы услышать вопрос в такой формулировке: «Когда Вы приехали к нам на Сахалин прошлым летом, у нас был убит генерал Гамов. Дни Вашего приезда к нам в этом году совпали с гибелью губернатора Фархутдинова. Скажите, что случится с нашим островом в Ваш третий приезд?».
— А в самом деле — Вы уже были там снова?
— Да, 7 ноября 2003 года я снова был в Южно-Сахалинске. Никаких катастроф не произошло. Во всяком случае, я не склонен считать трагедией то, что именно в этом городе и именно в этот день стартовала парламентская кампания Сергея Глазьева. Он пришел на мою лекцию, я с радостью уступил Глазьеву микрофон, и он минут двадцать общался с моей аудиторией. Для Глазьева и блока «Родина» результаты тех выборов были вполне триумфальными, а не трагическими.
— Почему даже в университетских храмах так мало молодежи?
— А в чем эта молодежность храма проявляется? Богослужение во всех храмах одинаковое. Различие может быть только во внебогослужебной жизни прихода. Если приход желает быть миссионерским — в нем должны быть какие-то формы внебогослужебного общения людей. Не надо трогать литургию, что-то менять в ней, адаптировать. Надо просто после службы сделать, скажем, общее чаепитие, беседы. А еще очень важно, чтобы батюшка был просто доступен. Чтобы всем было известно: в такие-то дни, в такие-то часы священник просто открыт для беседы наедине. Не исповеди, а именно беседы. У нас ведь почти невозможно побыть со священником с глазу на глаз. На исповеди для общения только одна минута, когда ты чувствуешь, что в спину тебе дышат другие прихожане, а батюшка торопится продолжить литургию. А вот если бы были такие вечера, когда служба была бы краткой (молебен или вечерня), а затем час или два шла бы просто беседа: