Кураев А

ПРОТЕСТАНТАМ О ПРАВОСЛАВИИ НАСЛЕДИЕ ХРИСТА

беседы и эти трапезы так и остались бесследными, незафиксированными в памяти Церкви?

Если такое предположение выглядит как слишком смелое - то возникает вопрос: где искать следы этих бесед, не пересказанных Писанием? Та сторона церковной жизни, которая не объемлется Писанием, называется преданием. Значит, именно в раннехристианском предании мы должны искать нечто, что, присутствуя в христианскйо жизни, занимая в ней важнейшее место (вряд ли “тайны Царствия Небесного” могли касаться чего-то маловажного), все же оставалось непубличным, тайным.

Блаж. Августин в своем толковании Евангелия от Иоанна (96 гл) говорит, что оглашаемым не раскрывали вполне две христианские истины: о Св.Троице и о Евхаристии. Причину для такого сокрытия Августин указывает вполне неэзотерическую: для возбуждения в приходящих в Церковь сильнейшего желания познать эти тайны. Августин описывает традицию, которая к его времени была общепринятой и в то же время становилась уже излишней и непонятной. В мире, в котором жил Августин, уже почти не было язычников. Поэтому и объяснение того, что некоторые стороны христианского учения надо было скрывать от непосвященных, Августин дает поверхностное, чисто педагогическое.

Но еще столетием раньше к соблюдению сокровенности церковной жизни относились горзадо серьезнее. Как ревностно относились отцы Церкви III и IV веков к обнародованию Евхаристического таинства, можно видеть из реакции церковных иерархов на казус, происшедший во время гонений на свт. Афанасия Великого со стороны ариан.

Еретики обвинили свт. Афанасия в том, что он, якобы ворвавшись во время совершения Литургии в храм, где служили еретики, опрокинул Чашу с Причастием. Против Афанасия было возбуждено дело в светском суде. Когда об этом стало известно в Риме, тамошний епископ Юлий I обратился со специальным посланием к негласному покровителю ариан и влиятельному придворному константинопольскому епископу Евсевию. В этом послании (15-м) папа с негодованием говорит: “Нам стало известно, что производился допрос о чаше и трапезе пред префектом и его когортою в присутствии язычников, евреев и оглашенных. Это казалось невероятным до тех пор, пока не было подтверждено документально” [80].