Кураев А

КТО ПОСЛАЛ БЛАВАТСКУЮ

пора задуматься! Страшен не вандал, у которого молот в руках, - страшен хитрец, у которого подленькая мысль в мозгу, плоская мысль низкой душонки, в которую не умещается понимание ничего благородного, ничего возвышенного, ничего небесного. Она хихикает, эта мыслишка, в убожестве не понимая, что она всего только мысль мыши, - видя толпу людей, которая встала на молитву. "Зачем? К чему? Ведь небеса пусты, а сердце всего только мускул с красною жидкостию". Так нам пели с Запада. Русские дурачки подхватывали”318.

Да ведь Блаватская как раз жизнь свою положила на окарикатуривание христианства, на высмеивание молитвы! И разве Рёрихи не стремились к той же цели - "раскрыть глаза этим мещанишкам и верующим баранам на их глупость и невежество"?

Нет, не с новомучениками место Рёрихов, а с палачами.

Их письмо советским вождям, оправдывающее войну против Церкви, Ксения Мяло выдает за “преемство к той русской традиции, которая для Рёрихов олицетворяется образом Преподобного Сергия, к нему-то и восходя” (с. 223). Дерзну предположить, что Новомученики Российские, через кровь которых шло “упразднение религии”, были бы ошеломлены и оскорблены, скажи им-кто нибудь, что их палачи укоренены в традиции преп. Сергия… Ксения Григорьевна, Вы действительно считаете, что преп. Сергий подписался бы под “Письмом Махатм”?

И тут пришло время для самой печальной констатации: Ксения Мяло уже в секте. В секте коммунистов. Не в партии, нет – именно в секте. Потому что только человек с сектантским кругозором и сектантски промытым сознанием может уверять, что большевистский коммунизм есть продолжение традиции общежительных монастырей, установленных преп. Сергием (с. 221).

Десятки раз русская христианская социальная философия ХХ века указывала на очевиднейшее противоречие между монастырем и большевизмом: в монастырь люди приходят сами, свободно, зная, куда и зачем идут, какой устав принимают и жертвенно раскрывают свои руки: что было моим - пусть будет нашим. Большевики же с пулеметами и наганами приходили к крестьянам и горожанам и ставили ультиматум: что было твоим, будет нашим.

Монашеский постриг начинается с того, что игумен вопрошает постригаемого: “Вольным ли своим разумом и вольною ли своею волею приступаеши ко Господу?.. Не от некия ли беды или нужды?”. Затем игумен предупреждает постригаемого о тяготах монашеской жизни: “Пребудеши ли до смерти в нестяжании и вольной Христа ради в общем житии сущей нищете?… Приемлиши ли вся иноческаго общежительнаго