был занят отделом Линейного Счастья. Здесь было
царство Федора Симеоновича, здесь пахло яблоками и хвойными лесами,
здесь работали самые хорошенькие девушки и самые славные ребята. Здесь
не было мрачных изуверов, знатоков и адептов черной магии, здесь никто
не рвал, шипя и кривясь от боли, из себя волос, никто не бормотал
заклинаний, похожих на неприличные скороговорки, не варил заживо жаб и
ворон в полночь, в полнолуние, на Ивана Купалу, по несчастливым числам.
Здесь работали на оптимизм. Здесь делали все возможное в рамках белой,
субмолекулярной и инфранейронной магии, чтобы повысить душевный тонус
каждого отдельного человека и целых человеческих коллективов. Здесь
конденсировали и распространяли по всему свету веселый, беззлобный смех;
разрабатывали, испытывали и внедряли модели поведений и отношений,
укрепляющих дружбу и разрушающих рознь; возгоняли и сублимировали
экстракты гореутолителей, не содержащих ни единой молекулы алкоголя и
иных наркотиков. Сейчас здесь готовили к полевым испытаниям портативный
универсальный злободробитель и разрабатывали новые марки редчайших
сплавов ума и доброты.
Я отомкнул дверь центрального зала, и, стоя на пороге, полюбовался,
как работает гигантский дистиллятор Детского Смеха, похожий чем-то на
генератор Ван де Граафа. Только в отличие от генератора он работал
совершенно бесшумно и около него хорошо пахло. По инструкции я должен
был повернуть два больших белых рубильника на пульте, чтобы погасло
золотое сияние в зале, чтобы стало темно, холодно и неподвижно, --
короче говоря, инструкция требовала, чтобы я обесточил данное
производственное помещение. Но я даже колебаться не стал, попятился в
коридор и запер за собой дверь. Обесточивать что бы то ни было в
лабораториях Федора Симеоновича представлялось мне просто кощунством.
Я медленно пошел по коридору, разглядывая забавные картинки на
дверях лабораторий, и на углу встретил домового Тихона, который рисовал
и еженощно менял эти картинки. Мы обменялись рукопожатием. Тихон был
славный серенький домовик из Рязанской области, сосланный Вием в Соловец
за какую-то провинность: с кем он там не так поздоровался или отказался
есть гадюку вареную... Федор Симеонович приветил его, умыл, вылечил от
застарелого алкоголизма, и он так и прижился здесь, на первом этаже.
Рисовал он превосходно, в стиле Бидструпа, и славился среди местных
домовых рассудительностью и трезвым