Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

трансгрессировать его?" -- "Ну-ну, -- сказал горбоносый.

-- Это тебе не диван. Ты не Кристобаль Хунта, да и я тоже..."

-- Да вы не беспокойтесь, -- сказал я. -- Переночую в машине, не

первый раз.

Мне вдруг страшно захотелось поспать на простынях. Я уже четыре

ночи спал в спальном мешке.

-- Слушай, -- сказал горбоносый, -- хо-хо! Изнакурнож!

-- Правильно! -- воскликнул бородатый. -- На Лукоморье его!

-- Ей-богу, я переночую в машине, -- сказал я.

-- Вы переночуете в доме, -- сказал горбоносый, -- на относительно

чистом белье. Должны же мы вас как-то отблагодарить...

-- Не полтинник же вам совать, -- сказал бородатый.

Мы въехали в город. Потянулись старинные крепкие заборы, мощные

срубы из гигантских почерневших бревен, с неширокими окнами, с резными

наличниками, с деревянными петушками на крышах. Попалось несколько

грязных кирпичных строений с железными дверями, вид которых вынес у меня

в памяти полузнакомое слово "лабазы". Улица была прямая и широкая и

называлась проспектом Мира. Впереди, ближе к центру, виднелись

двухэтажные шлакоблочные дома с открытыми сквериками.

-- Следующий переулок направо, -- сказал горбоносый.

Я включил указатель поворота, притормозил и свернул направо. Дорога

здесь заросла травой, но у какой-то калитки стоял, приткнувшись,

новенький "Запорожец". Номера домов висели над воротами, и цифры были

едва заметны на ржавой жести вывесок. Переулок назывался изящно: "Ул.

Лукоморье". Он был неширок и зажат между тяжелыми старинными заборами,

поставленными, наверное, еще в те времена, когда здесь шастали шведские

и норвежские пираты.

-- Стоп, -- сказал горбоносый. Я тормознул, и он снова стукнулся

носом о ствол ружья. -- Теперь так, -- сказал он, потирая нос. -- Вы

меня подождите, а я сейчас пойду и все устрою.

-- Право, не стоит, -- сказал я в последний раз.

-- Никаких разговоров. Володя, держи его на мушке.

Горбоносый вылез из машины и, нагнувшись, протиснулся в низкую

калитку. За высоченным серым забором дома видно не было. Ворота были

совсем уж феноменальные, как в паровозном депо, на ржавых железных

петлях в пуд весом. Я с изумлением читал вывески. Их было три. На левой

воротине строго блестела толстым стеклом синяя солидная вывеска с

серебряными буквами:

НИИЧАВО

изба на куриных ногах

ПАМЯТНИК СОЛОВЕЦКОЙ СТАРИНЫ

На правой воротине сверху висела ржавая жестяная табличка: "Ул.