Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

ковер-самолет. Была

скатерть-самобранка. Были: шапка-невидимка, сапоги-скороходы,

гусли-самогуды. Было чудо-зеркальце. А чудо-дивана не было. На диванах

сидят или лежат, диван -- это нечто прочное, очень обыкновенное... В

самом деле, какая фантазия могла бы вдохновиться диваном?..

Вернувшись в комнату, я сразу увидел маленького человечка. Он сидел

на печке под потолком, скорчившись в очень неудобной позе. У него было

сморщенное небритое лицо и серые волосатые уши.

-- Здравствуйте, -- сказал я утомленно.

Маленький Человечек страдальчески скривил длинные губы.

-- Добрый вечер, -- сказал он. -- Извините, пожалуйста, занесло

меня сюда -- сам не понимаю как... Я насчет дивана.

-- Насчет дивана вы опоздали, -- сказал я, садясь к столу.

-- Вижу, -- тихо сказал Человечек и неуклюже заворочался.

Посыпалась известка.

Я курил, задумчиво его разглядывая. Маленький Человечек неуверенно

заглядывал вниз.

-- Вам помочь? -- спросил я, делая движение.

-- Нет, спасибо, -- сказал Человечек уныло. -- Я лучше сам...

Пачкаясь в мелу, он подобрался к краю лежанки и, неловко

оттолкнувшись, нырнул головой вниз. У меня екнуло внутри, но он повис в

воздухе и стал медленно опускаться, судорожно растопырив руки и ноги.

Это было не очень эстетично, но забавно. Приземлившись на четвереньки,

он сейчас же встал и вытер рукавом мокрое лицо.

-- Совсем старик стал, -- сообщил он хрипло. -- Лет сто назад или,

скажем, при Гонзасте за такой спуск меня лишили бы диплома, будьте

уверены, Александр Иванович.

-- А что вы кончали? -- осведомился я, закуривая вторую сигарету.

Он не слушал меня. Присев на табурет напротив, он продолжал

горестно:

-- Раньше я левитировал, как Зекс. А теперь, простите, не могу

вывести растительность на ушах. Это так неопрятно... Но если нет

таланта? Огромное количество соблазнов вокруг, всевозможные степени,

звания, а таланта нет! У нас многие обрастают к старости. Корифеев это,

конечно, не касается. Жиан Жиакомо, Кристобаль Хунта, Джузеппе Бальзамо

или, скажем, товарищ Киврин Федор Симеонович... Никаких следов

растительности! -- Он торжествующе посмотрел на меня. -- Ни-ка-ких!

Гладкая кожа, изящество, стройность...

-- Позвольте, -- сказал я. -- Вы сказали -- Джузеппе Бальзамо... Но

это то же самое, что граф Калиостро! А по Толстому, граф был жирен и

очень неопрятен на вид...

Маленький человечек с сожалением посмотрел на меня и снисходительно

улыбнулся.