Аркадий и Борис Стругацкие

Понедельник начинается в субботу

позволю идеальному человеку

вылупляться среди чистого поля на ветру!

-- Амвросий Амбруазович, -- сказал Роман, -- я могу еще раз

повторить свою аргументацию. Эксперимент опасен потому...

-- Вот я, Роман Петрович, давно на вас смотрю и никак не могу

понять, как вы можете применять такие выражения к человеку-идеалу.

Идеальный человек ему, видите ли, опасен!

Тут Роман, видимо по молодости лет, потерял терпение.

-- Да не идеальный человек! -- заорал он. -- А ваш

гений-потребитель!

Воцарилось зловещее молчание.

-- Как вы сказали? -- страшным голосом осведомился Выбегалло. --

Повторите. Как вы назвали идеального человека?

-- Й-янус Полуэктович, -- сказал Федор Симеонович, -- так, друг

мой, нельзя все-таки...

-- Нельзя! -- воскликнул Выбегалло. -- Правильно, товарищ Киврин,

нельзя! Мы имеем эксперимент международно-научного звучания! Исполин

духа должен появиться здесь, в стенах нашего института! Это символично!

Товарищ Ойра-Ойра с его прагматическим уклоном делячески, товарищи,

относится к проблеме! И товарищ Хунта тоже смотрит узколобо! Не смотрите

на меня, товарищ Хунта; царские жандармы меня не запугали, и вы меня

тоже не запугаете! Разве в нашем, товарищи, духе бояться эксперимента?

Конечно, товарищу Хунте, как бывшему иностранцу и работнику церкви,

позволительно временами заблуждаться, но вы-то, товарищ Ойра-Ойра, и вы,

Федор Симеонович, вы же простые русские люди!

-- П-прекратите д-демагогию! -- взорвался, наконец, и Федор

Симеонович. -- К-как вам не с-совестно нести такую чушь? К-какой я вам

п-простой человек? И что это за слово такое -- п-простой? Это д-дубли у

нас простые!..

-- Я могу сказать только одно, -- равнодушно сообщил Кристобаль

Хозевич. -- Я простой бывший Великий Инквизитор, и я закрою доступ к

вашему автоклаву до тех пор, пока не получу гарантии, что эксперимент

будет производиться на полигоне.

-- Н-не ближе пяти к-километров от г-города, -- добавил Федор

Симеонович. -- Или д-даже десяти.

По-видимому, Выбегалле ужасно не хотелось тащить свою аппаратуру и

тащиться самому на полигон, где была вьюга и не было достаточного

освещения для кинохроники.

-- Так, -- сказал он, -- понятно. Отгораживаете нашу науку от

народа. Тогда уж, может быть, не на десять километров, а прямо уж на

десять тысяч километров, Федор Симеонович? Где-нибудь по ту сторону?

Где-нибудь на Аляске, Кристобаль Хозевич, или откуда вы там? Так прямо и

скажите. А мы запишем.

Снова воцарилось молчание,