Верещагин

Терапия Истинной Кармы

от своей победы, не ощутил. Вот, казалось бы, и все. Рядовой малозначимый эпизод. При чем тут карма?

И не было бы никакой кармы, если бы не вмешалась умная мама. Мама, собственно, не видела всего эпизода, так как была занята более важным делом — разглядыванием витрины. То есть она не видела, как зверюга скалил зубы и замахивался когтями на ее дитя. А видела она лишь финал эпизода. А именно тот момент, когда ее драгоценный ребенок пнул кота в бок.

Надо сказать, что мама была доброй и терпеть не могла, когда мучают мохнатеньких пушистых животных. И конечно, она была озабочена тем, чтобы ее ребенок тоже рос добрым. И поэтому она, не долго думая, устроила своему сыночку головомойку. Пнул кису! Плохой!

Головомойка, надо сказать, была произведена по высшему разряду. Мама это умела. Девятибалльный шторм с последующим кораблекрушением был для души ребенка обеспечен! И естественно, эти мамины усилия попали прямиком в подсознание. И остались глубокой рытвиной в нежной ткани души. Рытвиной, которая не сгладилась годами, а была лишь амнезирована, прикрыта временем, забыта, загнана поглубже в подсознание, чтобы и не вспоминался вовсе этот постыдный и неприятный эпизод. «Такой плохой! Нехороший! Хуже всех на свете! Пнул кису! Такую хорошую кису! Плохой! Самый плохой!» Мамины слова застряли в глубине души занозой, звенящей болью струной, дотрагиваться до которой было страшно.

А потом мальчик вырос. И не его вина, что он позабыл этот случай. Он стал здоровенным дядькой, крепким и уверенным в себе. И не его вина, что он сам немного напоминает кота, — уж таковы его украинские гены. И не его вина, что дети его на него похожи и чем-то напоминают котят. И совсем уж не его вина, что его жена называла обоих отпрысков котиками. И также не его вина в том, что жена часто должна была бывать в командировках — да это и не страшно, ведь она, конечно, никуда бы не ездила, если бы с детьми не мог посидеть папа. А он был хороший папа и посидеть с малышами как раз мог.

И в том, что он совершенно распустил своих маленьких «котиков», пока жена ездила по командировкам, тоже не его вина! А распустил он их потому, что его голос срывался, когда детей нужно было пожурить. Потому, что ком подступал к горлу и лишь жалкий шепот вырывался из уст, когда надо было с металлом в голосе поставить детишек на место. Потому, что рука не поднималась их шлепнуть, что тоже иногда бывает необходимо. Из мер воспитания у папы была только одна — поглаживание по головке (что порой куда менее педагогично, чем похлопывание по попе!).

А происходило все это лишь потому, что здоровый этот мужик где-то в глубине души был убежден: обижать котиков — плохо!

Да, он очень хотел, чтобы его дети были хорошие, умные, добрые. Но результат получался прямо противоположный. В доме царили распущенные эгоистичные Плохиши.

Вот так «выстреливает» внедренное в нас когда-то извне необоснованное чувство вины. Выстреливает — и убивает наповал. Карма? Конечно, да еще какая!

Что произошло? Мальчику внушили, что он поступил плохо, хотя сам он этого ни в коей мере не ощутил. То есть он не испытал вину — но ему внушили, что он виноват.

Рассмотрим другой вариант того же случая. Допустим, что мальчик действительно больно пнул кошку. И кошка, вместо того чтобы победно и независимо удалиться, обиженно мяукнув от боли, метнулась бы в подворотню. Вот тогда ребенок сам бы увидел, что он сделал кошке больно, что ей до смерти плохо и обидно. Ее сначала напугали, а потом еще и ударили. И никакой тебе колбасы. Мальчик сам почувствовал бы, что он виноват.

Имелся бы реальный факт, ставший причиной реального и обоснованного чувства вины. Чувство вины было бы подтверждено личным опытом. И мама, вмешавшись со своей главной проповедью, ничем бы не навредила — ее головомойка в данном случае была бы оправданной, опиралась бы на реальный факт. Пусть бы мама вмешалась. Пусть. Ребенок сделал бы вывод из этого урока: я очень сильно ударил кошку, и ей от этого было больно и плохо. Ребенок на своем опыте убедился бы, ощутил бы и прочувствовал всем своим существом: от его поступка другому существу было больно и плохо.

Что ж, такой человек, воспитывая своих детей-«котиков», сумел бы соразмерять свои действия и, даже наказывая их, никогда бы не причинил им боли и обиды. Потому что у него уже есть опыт, когда он переусердствовал сверх меры и причинил боль. Теперь он знает на своем опыте, где эта граница, за которой начинается боль и которую переходить нельзя.