Говард Лавкрафт

Ужас Данвича

внутренними

органами, которые отвечали за формирование звуков. Мимика и выражение лица

также были замечательны -- прежде всего своим зрелым характером; ибо, хотя

он и унаследовал от матери и деда отсутствие подбородка, однако ею прямой и

вполне сформировавшийся нос, вкупе с выражением больших, темных, латинского

типа глаз придавал ему облик почти взрослого человека со сверхъестественным

для такого возраста интеллектом. Тем не менее, это ощущение присущего ему

ума не устраняло чрезвычайной уродливости; было что-то козлиное или звериное

в его толстых губах, желтоватой пористой коже, грубых курчавых волосах и

причудливо удлиненных ушах. Очень скоро он начал вызывать еще большую

неприязнь, чем его мать и дед, и все суждения о нем были пропитаны ссылками

на прежнюю склонность Старика Уотли к магии, и тем, как он однажды выкрикнул

ужасное имя "Йог-Сотхотх" посреди кольца камней на холме, держа в руках

раскрытую книгу, и как содрогнулись холмы от этого крика. Собаки ненавидели

мальчика, и он всегда должен был защищаться от их яростных нападений,

сопровождающихся заливистым лаем.

III

Между тем Старик Уотли продолжал приобретать скот, хотя стадо его от

этого не увеличивалось. Кроме того, он пилил доски и начал восстанавливать

заброшенные части дома -- обширною сооружения с остроконечной крышей, задняя

часть которого почти полностью скрывалась скалистыми склонами холма. По всей

видимости, у старика сохранилось еще немало сил, позволивших ему завершить

столь тяжелый труд, и хотя он все еще временами что-то бессвязно бормотал,

но в целом плотницкие работы оказали на него серьезное позитивное влияние.

Собственно, это началось с рождения Уилбура, когда один из сараев с

инструментами был неожиданно приведен в порядок и снабжен солидным новым

замком. Теперь же, занимаясь восстановлением заброшенного верхнего этажа

дома, он показал себя не менее старательным мастером. Мания его проявилась,

пожалуй, только в тщательном заколачивании досками всех окон в

восстановленной части дома -- хотя многие заявляли, что само по себе

восстановление уже является признаком безумия. Менее неожиданным было

затеянное им оборудование еще одной комнаты внизу для своего внука --

комнаты, которую некоторые видели, хотя на обшитый досками второй этаж никто

не смог заглянуть. Комнату для внука он снабдил крепкими стеллажами до

самого потолка; на них он постепенно начал размещать в строгом порядке все

подпорченные древние книги и их части, которые раньше в беспорядке валялись

по углам.

"Я в свое время попользовался ими, -- говорил он, пытаясь склеить

разорванные листы с помощью, клея; приготовленного на ржавой кухонной плите,

-- но мальчику они пригодятся еще больше. Он сможет использовать их по

своему усмотрению, поскольку в них есть все необходимые для него знания".

Когда Уилбуру исполнилось год и семь месяцев, его размеры и достижения

стали почти пугающими. Он вырос с четырехлетнего ребенка, говорил свободно и

очень умно. Он бегал по полям и холмам, сопровождая мать во всех ее

прогулках. Дома же он сосредоточенно и прилежно изучал причудливые рисунки и

карты в книгах своего дедушки, а Старик Уотли обучал и экзаменовал его

долгими тихими часами. К тому времени работа по восстановлению дома была

завершена, и те, кто видел его снаружи, удивлялись, почему одно из окон

верхнего этажа было превращено в прочную, обшитую досками дверь. Окно это

располагалось на задней части фасада, близко подходящего к холму; и никто не

смог бы ответить, для чего к нему с земли была подведена крепкая деревянная

лестница. После завершения работ по дому многие обратили внимание не то, что

старый сарай для инструментов, тщательно запертый и с заколоченными окнами с

момента появления Уилбура на свет, вновь оказался заброшенным. Дверь теперь

была небрежно распахнута, и когда Эрл Сойер однажды заглянул внутрь после

продажи скота Старику Уотли, он был поражен странным запахом этого помещения

-- такой вони, уверял он, ему никогда еще не приходилось ощущать, разве что

возле индейских каменных колец на вершинах холмов, и вряд ли можно было

представить себе какое-нибудь другое место, где бы так воняло.

Последующие месяцы не были отмечены заметными событиями, если не

считать медленного, но неуклонного усиления шумов, которые доносились с

возвышенностей.