Говард Лавкрафт

Ужас Данвича

Уилер, хватая трубу. Козодои теперь пели совершенно неистово,

причем в причудливом, нерегулярном ритме.

Внезапно свет солнца как бы померк. Это было очень странным, и все

сразу же обратили на это внимание. Грохот донесся из-под холмов, причудливым

образом перемешиваясь с гармоничными раскатами, которые, очевидно, шли

сверху. Сверкнула молния, и пораженные люди стали безуспешно искать признаки

приближающейся грозы. Пение трех смельчаков из Эркхама теперь стало ясно

различимым, и Уилер увидел, что они уже все вместе размахивают руками,

ритмично сопровождая заклинания этими движениями. Из какого-то фермерского

дома вдали донесся яростный собачий лай.

Теперь дневной свет изменился настолько, что собравшиеся люди в

изумлении уставились на горизонт. Багровая тьма, породить которую могло

только спектральное смещение небесной голубизны, давила сверху на грохочущие

холмы. Вновь сверкнула молния, на этот раз она была ярче, чем раньше, и всем

показалось, что вокруг каменного алтаря, там, на вершине, появилась какая-то

туманность. Ни один их них, однако, не ахал смотреть в этот момент в трубу:

люди из Данвича вдруг ощутили свое соприкосновение с неуловимой угрозой,

которой был заряжен воздух.

И тут раздались те глубокие, надтреснутые, грубые звуки, которые потом

не мог забыть ни один из присутствовавших. Они были рождены не в

человеческом горле, ибо человеческие органы не в состоянии породить такое

акустическое извращение. Скорее можно было подумать, что они рождены были в

самом ущелье, не будь их совершенно очевидным источником камень в форме

алтаря. Было бы ошибкой называть их звуками -- столь многое их страшный,

супернизкий басовый тембр говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и

ужаса, куда более чувствительному, чем ухо, но все-таки, по форме, это были

бесспорно туманные полуартикулированные слова. Они были очень громкими --

громкими, как грохот снизу и раскаты грома сверху, которым они вторили -- и

тем не менее они исходили от невидимого существа.

"Игнаиих". игнаиих... тхфлтхкх"нгха... Йог-Сотхотх..." -- гудел

ужасающий голос из космоса. "Й"бтхнк". хь"ехье -- н"гркдл"лх..."

Тут звучание приостановилось, и Генри Уилер припал к трубе, но увидел

только три силуэта на вершине: фигурки яростно размахивали руками, делая

странные жесты, по мере того как пение достигло своей кульминации. Из каких

бездонных колодцев архаическою ужаса, из каких неизмеримых пучин

внекосмического сознания или тайной, долго скрывавшейся наследственности,

происходили эти неотчетливые громовые каркающие звуки? Теперь они стали

более отчетливыми в своем неистовстве.

"Эх-я-я-я-яхьяах -- э"яяяяааа... нгх"аааа... нгх"ааа... х"ююх...

х"ююх". ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!... па-папа -- ПАПА! ПАПА! ЙОГ-СОТХОТХ!..."

На этом все кончилось, Мертвенно-бледные люди на дороге все еще

вслушивались в эти несомненно произнесенные по-английски слова, которые

густо и громоподобно опускались из сводящей с ума пустоты над ужасным

алтарем, но больше им никогда не суждено было их услышать. Вместо их

раздался грохот взрыва, который, казалось, расколол юры; оглушающий,

апокалиптический звон, источником которого могла быть и земля, и небо.

Единичный штык молнии ударил из багрового зенита в цент каменного алтаря, и

гигантская невидимая волна невероятной силы и с неописуемым зловонием

помчалась с вершины холма во все стороны; деревья, трава и кусты яростно

заколыхались, а испуганные люди у подножия холма, едва не задохнувшись от

смертельного смрада, с трудом удержались на ногах. Вдали завыли собаки;

зеленая трава и листва деревьев на глазах увяли, приняв странный,

серо-желтый оттенок, а по полям и лесам разметало бесчисленные тела мертвых

козодоев.

Зловоние быстро рассеялось, однако растительность уже не

восстановилась. И по сей день вокруг этою страшного холма растет что-то

странное, несущее на себе отпечаток греха. Куртис Уотли пришел в сознание

лишь после того, как с холма сошли трое из Эркхама, сошли медленно,

освещенные солнцем, которое вновь стало ярким и чистым. Они были молчаливы и

исполнены скорби, как будто испытали потрясение от воспоминаний и

впечатлений даже более сильных,