Говард Лавкрафт

Ужас Данвича

если не считать

покрывавшей их густой шерсти, напоминали лапы гигантских доисторических

ящеров; на концах их находились изборожденные венами подушечки, которые не

походили ни на когти, ни на копыта. При дыхании существа его хвост и

щупальца ритмично меняли цвет, как будто подчиняясь какому-то циркулярному

процессу, появлялись при этом различные оттенки зеленого -- от нормального,

до совершенно нечеловеческого зеленовато-серого; на хвосте же это

проявлялось в чередовании желтого с грязноватым серо-белым в тех местах, что

разделяли пурпурные кольца. Крови видно не было -- только зловонная

зеленовато-желтая сукровица, которая струйками растекалась по полу.

Присутствие трех человек, по всей видимости, побудило умирающее

существо очнуться, оно начало что-то бормотать, не поворачиваясь и не

поднимая головы. Доктор Эрмитэйдж сохранил записи его речевого творчества,

однако твердо заявляем, что не было произнесено ни одного слова

по-английски. Поначалу произносимые слоги не содержали ничего похожего хоть

на один из известных на Земле языков, однако в конце концов стали появляться

разрозненные фрагменты, явно заимствованные из "Некрономикона", этой

чудовищной ереси, в поисках которого существо явно сюда и прибыло. Эти

фрагменты, как припоминает Эрмитэйдж, звучали следующим образом: "Н"гаи,

н"гха"гхаа, багг-шоггог, й"хах; Йог-Сотхотх, Йог-Сотхотх..." Они уходили в

ничто, сопровождаемые криками козодоев, ритмичное крещендо которых отражало

злобное предвкушение смерти.

Затем дыхание остановилось, и пес поднял голову, издав протяжный

похоронный вой. Желтое, козлиное лицо лежащего на полу существа изменилось,

огромные черные глаза ужасающее запали. За окном неожиданно прекратилось

стрекотание козодоев, перекрывая ропот собравшейся толпы, раздалось сеющее

панику хлопанье крыльев, на фоне луны показались тучи пернатых наблюдателей,

которые затем скрылись из вида, обозленные, что добыча им не досталась,

Собака резко сорвалась с места, испуганно гавкнула и выскочила через

окно. В толпе поднялся крик, и доктор Эрмитэйдж громко объявил стоящим на

улице, что никого нельзя впускать в здание до тех пор, пока не приедет

полиция или врач. "Слава Богу, что окна достаточно высоки и в них нельзя

заглянуть с улицы", -- подумал он, но тем не менее тщательно опустил темные

шторы на каждом окне. К этому времени прибыло двое полицейских; доктор

Морган встретил их в вестибюле и попросил, ради их собственного блага,

запретить доступ в источающий зловоние читальный зал, пока не прибудет

медицинский эксперт и распростертое на полу существо не будет накрыто

покрывалом.

Между тем на полу читального зала происходили пугающие перемены. Нет

возможности описать, какого рода распад шел перед глазами доктора Эрмитэйджа

и профессора Райса, и насколько стремительными он был, но позволительно

будет заметить, что, помимо внешнего очертания лица и рук, подлинно

человеческих элементов в Уилбуре Уотли оказалось ничтожно мало. Когда прибыл

медицинский эксперт, на деревянном крашеном полу оставалась только клейкая

белая масса, да и неприятный запах почти исчез. Уотли был лишен черепа и

костного скелета, во всяком случае, человеческих.

Но все это было лишь прологом к настоящему данвичскому ужасу. Сбитые с

толку представители официальных властей выполнили необходимые формальности,

причем аномальные детали происшедшего были старательно скрыты от публики и

прессы; в Данвич и Эйлсбери были посланы люди с заданием выяснить, кто может

являться или является наследниками покойною Уилбура Уотли. Посланные

обнаружили жителей злополучной местности в большом волнении, как из-за

усилившегося грохота, который доносился из-под куполообразных холмов, так и

от невыносимой вони, источником которой была пустая скорлупа, обшитая

досками, прежде представлявшая собой дом Уотли. Эрл Сойер, который в период

отсутствия Уилбура присматривал за лошадью и скотиной, заболел тяжелым

нервным расстройством. Официальные власти предпочли не входить в

заколоченный досками дом, столь шумный и пугающий, и с радостью ограничили

осмотр жилища покойного, то есть -- недавно сооруженного сарая, единственным

посещением. Они составили длиннейший запрос в суде Эйлсбери и выяснилось,