Говард Лавкрафт

Ужас Данвича

будто опасался каких-то

последствий столь долгого своего отсутствия.

В начале августа то, чего можно было ожидать, началось. В первые часы

третьего августа доктор Эрмитэйдж был внезапно разбужен диким, яростным лаем

свирепого сторожевого пса из университетского двора. Страшное и глубокое

рычание, полубезумный хриплый лай не прекращались: они усиливались, хотя

сопровождались пугающими, но имеющими какое-то зловещее значение паузами. А

затем послышался вопль, вырвавшийся из другой глотки -- вопль был такой, что

разбудил половину всех спящих Эркхама и впоследствии еще долго преследовал

их во сне -- подобною вопля не могло издать ни одно земное существо, или, по

крайней мере, полностью земное.

Эрмитэйдж, наспех одевшись, устремился через газоны и улицу к зданиям

колледжа. Были слышны завывания охранной сигнализации, установленной в

библиотеке. Открытое окно зияло чернотой в лунном свете. То, что пришло,

безусловно смогло проникнуть внутрь, поскольку лай, теперь быстро

превращающийся в вой и глухое рычание, доносился уже изнутри. Какое-то чутье

подсказало Эрмитэйджу, что происходящее здесь не стоит видеть

неподготовленным зрителям, поэтому он властно остановил толпу, приказав

отойти назад, а сам тем временем отпер двери вестибюля. Звуки, доносившиеся

изнутри, к тому моменту поутихли, если не считать настороженного монотонного

подвывания; но тут же Эрмитэйдж ясно различил в кустах целый хор козодоев,

издававший дьявольски ритмичный свист, как будто в унисон с дыханием

умирающего.

Здание было пропитано ужасным запахом, слишком хорошо знакомым доктору

Эрмитэйджу, и вот три человека уже устремились через вестибюль к маленькому

читальному залу, откуда доносился низкий вой. Примерно секунду - никто не

решался зажечь свет, но в конце концов Эрмитэйдж собрался с силами и щелкнул

выключателем. Один из троих -- неизвестно, кто именно -- громко закричал,

увидев то, что было распростерто перед ними среди раздвинутых в беспорядке

столов и перевернутых стульев. Профессор Райс позднее рассказывал, что он на

мгновение полностью лишился сознания, хотя смог удержаться на ногах.

Существо, которое скрючившись лежало на боку, в зловонной луже

зелено-желтого гноя, липкого как деготь, достигало в длину почти девяти

футов, и собака порвала на нем всю одежду и частично задела кожу. Оно еще

было живо, но судорожно подергивалось, грудь же его вздымалась в чудовищной

синхронности с безумным пением ожидавших снаружи козодоев. Обрывки одежды

существа и кусочки кожи с его ботинок были разбросаны по комнате, а прямо

рядом с окном, где он, очевидно, и был брошен, лежал пустой холщовый мешок.

Возле центрального стола лежал на полу пистолет, и впоследствии по

вдавленному, косо вышедшему из обоймы патрону удалось понять, почему он не

выстрелил. Однако в тот момент все эти детали не были видны на фоне

существа, лежавшего на полу. Было бы банальным утверждать, что описать его

невозможно, однако сказать, что его не смог бы ясно себе представить тот,

чьи представления слишком тесно связаны с привычными на земле живыми формами

и с тремя известными нам измерениями, было бы совершенно справедливо.

Частично существо это было несомненно человекоподобным, руки и голова были

очень похожи на человеческие, козлиное лицо без подбородка носило отпечаток

семьи Уотли. Однако торс и нижняя часть тела были загадочными с точки зрения

тератологии, ибо, по всей видимости, лишь одежда позволяла существу

передвигаться по земле без ущерба для его нижних конечностей.

Выше пояса оно было полуантропоморфным, хотя его грудь, куда все еще

впивались когти настороженного пса, была покрыта сетчатой кожей, наподобие

крокодиловой. Спина пестрела желтыми и черными пятнами, напоминая чешую

некоторых змей. Ниже пояса, однако, дело обстояло хуже, поскольку тут всякое

сходство с человеческим заканчивалось и начиналась область полнейшей

фантазии. Кожа была покрыты густой черной шерстью, а из области живота мягко

свисали длинные зеленовато-серые щупальца с красными ртами-присосками. На

каждом из бедер, глубоко погруженные в розоватые реснитчатые орбиты,

располагались некие подобия глаз; на месте хвоста у существа имелся своего

рода хобот, составленный из пурпурных колечек, по всем признакам