Говард Ф.Лавкрафт

Сияние извне

каждого Гарднера и всего, к чему бы они не прикасались, а самое

присутствие одного из них в доме было равносильно дыханию бездны, для

которой у людей не было и никогда не будет названия. Эми пришлось сделать

над собой изрядное усилие, прежде чем он решился проводить Нейхема домой,

а когда они прибыли на место, ему еще долго пришлось успокаивать

истерически рыдавшего маленького Мервина. Старший сын Зенас не нуждался в

утешении. Все последние дни он только и делал, что сидел, невидящим взором

уставясь в пространство и механически выполняя, что бы ему ни приказал

отец, - участь, показавшаяся Эми еще не самой страшной.

Прошло три дня, а ранним утром четвертого (Эми только что отправился

куда-то по делам) Нейхем ворвался на кухню Пирсов и заплетающимся языком

выложил оцепеневшей от ужаса хозяйке известие об очередном постигшем его

ударе. На этот раз пропал маленький Мервин. Накануне вечером, прихватив с

собой ведро и лампу, он пошел за водой - и не вернулся. Сначала Нейхем

подумал, что ведро, и фонарь пропали вместе с мальчиком, однако странные

предметы, обнаруженные им у колодца на рассвете, когда после целой ночи

бесплодного обшаривания окрестных полей и лесов, он, падая от усталости,

вернулся домой, заставили его изменить свое мнение. На мокрой от росы

полоске земли, опоясывающей жерло колодца, поблескивала расплющенная и

местами оплавленная решетка, которая когда-то, несомненно, являлась частью

фонаря, а рядом с нею валялись изогнутые, перекрученные от адского жара

обручи ведра. И больше ничего. Нейхем был близок к помешательству и,

уходя, попросил Эми приглядеть за его женой и сыном, если ему суждено

умереть раньше их. Все происходящее представлялось ему карой небесной -

вот только за какие грехи ниспослана эта кара, он так и не мог понять.

Ведь насколько ему было известно, он ни разу в жизни не нарушал заветов,

которые в незапамятные времена Творец оставил людям.

Две недели о Нейхеме ничего не было слышно, и в конце концов Эми

поборол свои страхи и отправился на проклятую ферму. К его радости, Нейхем

оказался жив. Он очень ослаб и лежал без движения на низенькой кушетке,

установленной у кухонной стены, но несмотря на свой болезненный вид,

находился в полном сознании и в момент, когда Эми переступал порог дома,

громким голосом отдавал какие-то распоряжения Зенасу. В кухне царил адский

холод, и, не пробыв там и минуты, Эми начал непроизвольно поеживаться,

пытаясь сдержать охватывающую его дрожь. Заметив это, хозяин отрывисто

приказал Зенасу подбросить в печь побольше дров. А когда в следующее

мгновение Нейхем осведомился, стало ли ему теперь теплее или следует

послать сорванца за еще одной охапкой, Эми понял, что произошло. Не

выдержала, оборвалась самая крепкая, самая здоровая жила, и теперь

несчастный фермер был надежно защищен от новых бед.

Несколько осторожных вопросов не помогли Эми выяснить, куда же

подевался Зенас. "В колодце... от теперь живет в колодце..." - вот и все,

что удалось ему разобрать в бессвязном лепете помешанного. Внезапно в

голове у него пронеслась мысль о запертой в комнате наверху миссис

Гарднер, и он изменил направление разговора. "Небби? Да ведь она стоит

прямо перед тобой!" - воскликнул в ответ пораженный глупостью друга

Нейхем, и Эми понял, что с этой стороны помощи он не дождется и что надо

приниматься за дело самому. Оставив Нейхема бормотать что-то себе под нос

на кушетке, он сдернул с гвоздя над дверью толстую связку ключей и

поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Из четырех дверей, выходивших на

площадку, только одна была заперта на замок. Эми принялся вставлять в

замочную скважину ключи из связки. После третьей или четвертой попытки

замок со щелчком сработал, и, поколебавшись минуту-другую, Эми толкнул

низкую, выкрашенную светлой краской дверь.

В лицо ему ударила волна невыносимого зловония, и прежде чем двинуться

дальше, он немного постоял на пороге, наполняя легкие пригодным для

дыхания воздухом. Войдя же и остановившись посреди комнаты, заметил

какую-то темную кучу в одном из углов. Когда ему удалось разобрать, что

это было такое, из груди его вырвался протяжный вопль ужаса. Он стоял

посреди комнаты и кричал, а от грязного дощатого пола поднялось (или это