стоит разговору зайти об этих местах, жители Аркхэма переходят на
испуганный шепот. В наступивших сумерках никакая сила не смогла бы
подвигнуть меня на возвращение прежним путем, а потому я добрался до
города по более долгой, но зато достаточно удаленной от пустоши южной
дороге.
Вечером я принялся расспрашивать местных старожилов об Испепеленной
Пустоши и о том, что означала фраза "страшные дни". Мне не удалось ничего
толком разузнать, кроме, пожалуй, того, что дело происходило в
восьмидесятых годах прошлого столетия и что тогда была убита или бесследно
пропала одна местная фермерская семья, но дальнейших подробностей мои
собеседники не могли, а может быть, не желали мне сообщить. При этом все
они, словно сговорившись, убеждали меня не обращать внимания на полоумные
россказни старого Эми Пирса.
Это поразительное единодушие как раз и послужило причиной тому, что на
следующее утро, порасспросив дорогу у случайных прохожих, я стоял у дверей
полуразвалившегося коттеджа, в котором обитал местный сумасшедший.
Пришлось изрядно поколотить в дверь, прежде чем старик поднялся открыть
мне, и по тому, как медлительна была его шаркающая походка, я понял, что
он далеко не обрадован моему посещению.
Не зная, как лучше подступиться к старику, я притворился, что мой визит
носит чисто деловой характер, и принялся рассказывать о цели своих
изысканий, попутно вставляя вопросы, касающиеся характера местности. Мое
невысокое мнение о его умственных способностях, сложившееся из разговоров
с городскими обывателями, также оказалось неверным - он был достаточно
сметлив и образован для того, чтобы мгновенно уяснить себе суть дела не
хуже любого другого аркхэмца. Однако он вовсе не походил на обычного
фермера, каких я немало встречал в районах, предназначенных под
затопление. Единственным чувством, отразившимся на его лице, было чувство
облегчения, как будто он только и желал, чтобы мрачные вековые долины, где
прошла его жизнь, исчезли навсегда. "Конечно, их лучше затопить, мистер, а
еще лучше - если бы их затопили тогда, сразу же после "страшных дней". И
вот тут-то, после этого неожиданного вступления, он понизил голос до
доверительного хриплого шепота, подался корпусом вперед и, выразительно
покачивая дрожащим указательным пальцем правой руки, начал свой рассказ.
Я безмолвно слушал и по мере того, как его дребезжащий голос все больше
завладевал моим сознанием, ощущал невольный озноб. Не раз мне приходилось
помогать рассказчику находить потерянную нить повествования, связывать
воедино обрывки научных постулатов, слепо сохраненные его слабеющей
памятью из разговоров приезжих профессоров. Когда старик закончил, я более
не удивлялся ни тому, что он слегка тронулся умом, ни тому, что жители
Аркхэма избегают говорить об Испепеленной Пустоши.
На следующий день я уже возвращался в Бостон сдавать свои полномочия. Я
не мог заставить себя еще раз приблизиться к этому мрачному хаосу чащоб и
крутых склонов или хотя бы взглянуть в сторону серого пятна Испепеленной
Пустоши, посреди которой, рядом с грудой битого кирпича и булыжника,
чернел бездонный зев колодца...
По словам Эми, все началось с метеорита, с этого белого полуденного
облака, этой цепочки взрывов по всему небу и, наконец, этого огромного
столба дыма, выросшего над затерянной в дебрях леса лощиной. К вечеру
всему Аркхэму стало известно: порядочных размеров скала свалилась с неба и
угодила прямо во двор Нейхема Гарднера. Дом Нейхема стоял на том самом
месте, где позднее суждено было появиться Испепеленной Пустоши. Это был на
редкость опрятный, чистенький домик посреди цветущих садов и полей.
Нейхем поехал в город рассказать тамошним жителям о метеорите, а по
дороге завернул к Эми Пирсу. Эми тогда было сорок лет, голова у него
работала не в пример лучше, чем сейчас, и потому все последовавшие события
накрепко врезались ему в память. На следующее утро Эми и его жена вместе с
тремя профессорами Мискатоникского университета, поспешившими собственными
глазами узреть пришельца из неизведанных глубин межзвездного пространства,
отправились к месту падения метеорита. По прибытии их прежде всего удивил
тот факт, что размеры болида оказались не такими громадными, как им за
день до того обрисовал хозяин фермы. "Он съежился", - объяснил Нейхем,
однако