Говард Ф.Лавкрафт

Зов Ктулху

расспросы моего деда наводили его на

какие-то мысли; тут, признаться, я вновь подумал, что он каким-то образом

мог быть наведен на свой кошмарные образы.

Он рассказывал о своих снах в необычной поэтической манере; пробуждая

меня воочию увидеть ужасающие картины сырого циклопического города из

скользкого зеленоватого камня -- чья геометрия, по его словам, была

совершенно неправильной -- и явственно расслышать беспрерывный

полусознательный зов из-под земли: "Цтулху фхтагн! Цтулху фхтагн!"

Слова эти составляли часть жуткого призыва, обращенного к мертвому

Цтулху, лежащему в своем каменном склепе в Р"льехе, и я, несмотря на

укоренившийся во мне рационализм, почувствовал глубокое волнение. "Уилкокс,

-- подумал я, -- все-таки слышал раньше об этом культе, возможно мельком,

случайно, и вскоре позабыл о нем, а воспоминание это растворилось в массе не

менее жутких вещей, прочитанных в книгах и бывших плодом его фантазии.

Позднее, силу его острой впечатлительности, эти воспоминания нашли

воплощение в снах, в барельефе, и в этой жуткой статуе, которую я увидел

сегодня; таким образом его мистификация была ненамеренной". Молодой человек

относился к тому типу людей, чья склонность к аффектации и дурные манеры

раздражали меня; однако, это ничуть не мешало отдать должное его таланту и

искренности. Мы расстались вполне дружески и я пожелал ему всяческих

успехов, которых несомненно заслуживал его художественный дар.

Проблема таинственного культа продолжала меня волновать, время от

времени мне давалось встретиться с коллегами деда и узнать их точку зрения

на его истоки. Я посетил Новый Орлеан, побеседовал с Легрессом и другими

участниками того давнего полицейского рейда, увидел устрашающий каменный

символ и даже смог опросить кое-кого из живых пленников-уродцев. Старик

Кастро, к сожалению, умер несколькими годами раньше. То, что я смог получить

из первых рук, подтвердило известное мне из рукописи моего деда и, тем не

менее, вновь взволновало меня; теперь уже я не сомневался, что напал на след

совершенно реальной, исключительно тайной и очень древней религии, научное

открытие которой сделает меня известным антропологом. Моей тогдашней

установкой по-прежнему оставался абсолютный материализм (хотелось бы мне,

чтобы и теперь он сохранился), и меня крайне раздражало своей

непозволительной алогичностью совпадение по времени невероятных сновидений и

событий, в том числе отраженных и в газетных вырезках, которые собрал

покойный профессор Эйнджелл.

И вот тогда я начал подозревать, а сегодня уже могу утверждать, что я

это знаю -- смерть моего деда была далеко не естественной. Он упал на узкой

улочке, идущей вверх по холму, кишмя кишащей всякими заморскими уродами,

после того, как его толкнул моряк-негр, Я не забыл, что среди служителей

культа в Луизиане было много людей смешанной крови и моряков, и меня

нисколько не удивили сообщения об отравленных иголках и других тайных

методах, столь же бесчеловечных и древних, как тайные обряды и ритуалы. Да,

в самом деле, Легресса и его людей никто не тронул, однако, в Норвегии

загадочной смертью закончил свой путь моряк, бывший свидетелем подобной

оргии. Разве не могли сведения о тщательных расследованиях, которые

предпринял мой дед после получения данных о снах скульптора, достичь чьих-то

ушей? Я думаю, что профессор Эйнджелл умер потому, что слишком много знал

или, по крайней мере, мог узнать слишком много. Суждено ли мне уйти так же,

как ему, покажет будущее, ибо я уже сейчас знаю слишком многое...

III. Морское безумие

Если бы небесам захотелось когда-нибудь совершить для меня благодеяние,

то таковым стало бы полное устранение последствий случайного стечения

обстоятельств, которое побудило меня бросить взгляд на одну бумагу. В иной

ситуации ничего не могло бы заставить меня посмотреть на этот старый номер

австралийского журнала "Сиднейский бюллетень" от 18 апреля 1925 года. Он

ускользнул от внимания и той фирмы, которая занималась сбором газетных и

журнальных вырезок для моего деда,

К тому времени я почти оставил изучение того, что мой дед назвал "Культ

Цтулху", и находился в гостях у одного своего друга, ученого из Патерсона,