Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

и выше, и ни

единый звук, ни толчок, ни проблеск света не тревожили плотную пелену тайны.

Неисчислимая армия упырей и ночных призраков потерялась в бездонных безднах

неземного замка. И когда наконец в лицо Картеру брызнул свет из той

единственной залы в башне, чье светящееся окно служило им маяком в ночи, он

не сразу смог различить далекие стены и высокий потолок, и не сразу осознал,

что попал не в безбрежный ночной простор...

Рэндольф Картер намеревался вступить в тронный зал Великих с должным

достоинством, в окружении внушительной свиты упырей, и вознести свою

молитву, как подобает вольному и сведущему ветерану-сновидцу. Он давно знал,

что Великие сами отнюдь не неподвластны воле смертного, и понадеялся на

удачу, полагая, что Иные боги и их ползучий хаос Ньярлатотеп не придут к

Великим на подмогу в решающий момент, как то уже бывало не раз, когда люди

посещали земных богов в их обители или в их горах. Он даже лелеял надежду,

что в окружении своего внушительного эскорта сумеет достойно встретить и

Иных богов, буде такой случай представится, ибо знал, что над упырями нет

верховного владыки, а ночные призраки подчиняются не Ньярлатотепу, а лишь

древнему Ноденсу. Но теперь он воочию убедился, что божественный Кадат в

холодной пустыне и впрямь находится под охраной темных чудес и безымянных

стражей, и что Иные боги воистину надежно оберегают покой слабых земных

богов. Не имея верховной власти над упырями и ночными призраками, неразумные

бесформенные исчадия внешних пространств все же способны при необходимости

сдерживать их, так что Рэндольф Картер в компании своих упырей вошел в

тронный зал Великих богов вовсе не так, как подобает вольному и сведущему

ветерану-сновидцу. И когда его свита, ослепленная и оглушенная кошмарными

звездными смерчами, устрашенная незримыми чудищами северной пустыни,

оказалась в освещенной страшным светом зале, где по безмолвному приказу

тотчас стихли вихри ужаса, вся она беззвучно рухнула на ониксовый пол

бессильной и беспомощной толпой.

Рэндольф Картер стоял не перед золотой кафедрой, и не увидел он

величавого собрания узкоглазых созданий с нимбами и коронами, с длинными

мочками, тонкими носами и выпяченными подбородками, чье сходство с

высеченным на Нгранеке ликом могло бы выдать их принадлежность к роду тех, к

кому наш сновидец пришел обратить свою молитву. За исключением этой

единственной освещенной залы, ониксовый замок на вершине Кадата был темен,

Картер пришел к неведомому Кадату в холодной пустыне, но не нашел богов, его

обитателей. И все же страшный свет сиял в этой единственной башенной зале,

которая была много меньше, нежели безбрежные пространства снаружи, и чьи

далекие стены и потолок терялись в клубящихся туманах. Земных богов здесь не

оказалось, верно, но прочих созданий, незримых и неосязаемых, было в

избытке. Там, где добрые боги отсутствуют, Иные тем не менее имеют своих

посланников, и, разумеется, ониксовый замок отнюдь не был необитаем. Но

Картер не мог даже себе вообразить, в каком виде будет явлен ему несказанный

ужас. Он понял, что его визита тут ждали, но мог лишь гадать, сколь давно и

пристально следил за его паломничеством ползучий хаос Ньярлатотеп. Тот самый

Ньярлатотеп, кошмар безграничной формы, ужасный дух и посланник Иных богов,

которому служат грибообразные лунные твари, и Картер вспомнил черную галеру,

исчезнувшую в море, когда в битве на скалистом острове жабоподобные стали

терпеть поражение.

Размышляя об этом, он с трудом поднялся на ноги посреди поверженной

стаи, и вдруг без всякого предупреждения озаренную бледным сиянием

бесконечную залу прорезал громовый глас демонической трубы. Трижды прогремел

этот ужасающий клич, и когда эхо от третьего трубного рева растаяло вдали,

Рэндольф Картер увидел, что остался один. Куда, почему и как вдруг исчезли

все упыри и ночные призраки, он не мог даже помыслить. Он лишь знал, что

внезапно остался один и что безмолвно хохочущие незримые плясуны,

заключившие его в круг своей пляски, отнюдь не доброжелательные духи земного

мира сновидений... Потом из бездонных глубин донесся новый звук. Это тоже

был ритмичный глас трубы, но совсем не похожий на те три раската, что смели

в незримую пустоту его верных спутников. В этом низком вое трубы эхом