Говард Лавкрафт

Призрачные поиски неведомого Кадафа

Весь день он двигался по уходящей в гору

дороге, которая оказалась уже главного тракта; сменился и пейзаж: вдоль

дороги тянулись не вспаханные поля, а голые скалы. К вечеру низкие холмы

слева превратились в гигантские черные утесы, и он понял, что до каменоломен

теперь рукой подать. И все время исполинские мрачные склоны неприступных гор

громоздились впереди справа, и чем дальше он продвигался, тем мрачнее

становились предания об этих горах, рассказываемые местными крестьянами, и

торговцами, и возчиками громыхающих повозок, груженных ониксом.

Во вторую ночь Картер расположился на ночлег в тени огромного черного

утеса, привязав своего яка к врытому в землю столбу. Он глядел на

фосфоресцирующие облака в северном небе, и ему несколько раз показалось, что

он видит на их фоне гигантские черные силуэты. А на третье утро он вышел к

первому на его пути ониксовому карьеру и поприветствовал трудившихся там

каменотесов. До вечера Картер миновал одиннадцать каменоломен, а весь

здешний ландшафт представлял собой нагромождение ониксовых скал и валунов,

без единой зеленой травинки или кустика, и черная земля вокруг была усеяна

обломками скал, а справа серели грозные неприступные пики. Третью ночь он

провел в лагере каменотесов, чьи мерцающие костры отбрасывали зыбкие тени на

отполированные утесы в западной стороне. Люди пели песни и поведали ему

немало преданий, выказав при этом глубокие познания о стародавних временах и

о повадках богов, и Картер понял, что у них в душе хранится потаенная память

об их пращурах -- Великих богах. Они спрашивали, куда он держит путь, и

советовали не уходить слишком далеко на север, но он отвечал, что ищет новые

скопления ониксовых скал и не собирается рисковать более, чем это принято у

старателей. Утром он с ними распрощался и отправился дальше на темнеющий

север, где, как его предупредили, ему должна встретиться страшная безлюдная

каменоломня, в которой неведомые каменотесы, что старше рода человеческого,

вырубили исполинские глыбы. И ему стало не по себе, когда, обернувшись,

чтобы в последний раз махнуть им рукой на прощание, он заметил, как к лагерю

каменотесов подходит тот самый коренастый хитрюга купец с раскосыми глазами,

о чьих тайных торговых сделках с Ленгом тревожно шептались по углам в

далеком Дайлат-Лине.

Оставив позади еще два карьера, он, похоже, покинул населенные уголки

Инкуанока, и дорога сузилась в крутую горную тропку, вьющуюся среди черных

скал. Справа по-прежнему маячили далекие суровые пики, и по мере того, как

Картер взбирался все выше и выше в нехоженый горный край, становилось все

холоднее и мрачнее. Вскоре он заметил, что на черной тропе уже нет ни

человеческих следов, ни отпечатков копыт, и понял, что оказался в неведомом

и безлюдном краю. Время от времени вдали зловеще каркал ворон, а из-за скал

то и дело раздавалось гулкое хлопанье крыльев, и путника невольно посещали

тревожные мысли о сказочной птице шантак. Но тем не менее он был тут наедине

со своим косматым зверем, и его встревожило, что выносливый як с большой

неохотой переступает мощными ногами по тропе и все чаще испуганно храпит в

ответ на малейший шорох в придорожных скалах.

Тропу стиснули с обеих сторон черные блестящие скалы, и она стала куда

круче, чем прежде. Двигаться стало труднее, и як теперь часто поскальзывался

на мелких камнях, густо усеявших тропу. Часа через два Картер увидел перед

собой резко очерченный хребет, над которым нависло пустое серое небо, и

возблагодарил богов за обещание ровной, а быть может, и бегущей под уклон,

дороги. Однако добраться до вершины хребта оказалось задачей нелегкой, ибо

теперь тропа шла чуть ли не отвесно, и черные камешки и обломки скал стали

почти непреодолимым препятствием для его животного. Наконец Картер спешился

и повел испуганного яка под уздцы, сильно натягивая повод, когда животное

поскальзывалось или спотыкалось, и сам старался ступать как можно более

осторожно. Неожиданно он вышел на гребень хребта, огляделся -- и от

представшего его глазам зрелища у него перехватило дыхание.

Тропа, как и прежде, бежала прямо и даже чуть под уклон, меж все тех же

естественных стен, но с левой руки разверзлась чудо вищная бездна,

ускользающая за линию горизонта, где некая древ няя сила вырубила в

нагромождении первозданных ониксовых скал нечто вроде гигантской