ужас, хотя именно это он и ожидал увидеть и за этим пришел;
ибо лик бога исполнен большего чуда, нежели можно предположить, и когда
божественный лик размерами превосходит самый большой храм, и когда видишь
его очи, устремленные вниз на закатное солнце с объятых таинственным
безмолвием высот того горнего мира, из чьей черной лавы он был божественным
промыслом изваян в стародавние времена, зримое чудо столь велико, что никто
не в силах избегнуть его мистического воздействия.
А тут еще добавилось и чудо узнавания, ибо, хотя Картер и намеревался
исходить весь край снов в поисках тех, чье сходство с этим ликом могло бы
выдать в них детей бога, он теперь осознал, что в этом нет никакой
необходимости. Вне всякого сомнения, в вырубленном на скале исполинском лике
ничего необычного не было, и своими чертами он сильно напоминал тех, кого
Картер часто встречал в тавернах морского порта Селефаис, что лежит в
Оот-Наргае за Танарианскими горами и где правит царь Куранес, кого Картер
некогда знал еще по явному миру. Каждый год матросы с похожими лицами
прибывали на черных кораблях с севера выменивать свой оникс на нефритовые
поделки и золотую проволоку да красных певчих пташек из Селефаиса, и теперь
ему было ясно, что они-то и есть полубоги, которых он ищет. А рядом с теми
местами, откуда они родом, наверняка и лежит холодная пустыня, где находится
неведомый Кадат и ониксовый замок Великих, так что надо идти в Селефаис, а
это далеко от острова Ори-аба, и ему вновь придется вернуться в Дайлат-Лин,
и вновь пройти вверх по течению Скай к мосту Нир, и вновь войти в
Зачарованный лес зугов, откуда его путь будет лежать на запад через сады
Украноса к позолоченным шпилям Трана, где ему предстоит найти галеон,
направляющийся к Серенарианскому морю.
Сгустились сумерки, и теперь, подернутый мраком, резной лик приобрел
еще более суровое выражение. Ночь нашла путника примостившимся на каменном
выступе, и в кромешном мраке он не мог ни карабкаться вверх, ни спуститься
вниз. Ему оставалось лишь стоять на узком перешейке, плотно прижавшись к
скале, зябко ежиться и дожидаться рассвета, стараясь не уснуть, ибо стоило
ему во сне оторвать ладони от каменной стены, как он сорвался бы с узкого
выступа и упал с головокружительной многомильной высоты на острые утесы и
скалы проклятой долины. Высыпали звезды, но кроме них его глаза увидели лишь
чреватую смертью черную бездну, чьему манящему призыву он мог
воспротивиться, лишь еще крепче вцепившись руками в каменную стену и
подальше отступить от незримого края. Последней земной тварью, представшей
его глазам, был кондор, паривший над ущельем в западной стороне, почти рядом
с ним, который при приближении к разверстому черному зеву пещеры с
испуганным криком улетел прочь.
И вдруг Картер почувствовал, как чья-то невидимая рука легко вынула у
него из-за пояса ятаган. Потом он услышал, как клинок со звяканьем покатился
вниз по скалам. И ему почудилось, будто между ним и Млечным Путем возникло
какое-то омерзительно тонкое, рогатое и хвостатое существо с крыльями, как у
ле-. тучей мыши. А в западной части неба какие-то тени закрыли звезды,
словно из неприступной пещеры высоко на дальнем склоне горы безмолвно
вылетела стая диковинных крылатых тварей. Потом как будто холодная
эластичная рука схватила Картера за шею, и что-то еще обхватило его за ноги,
и неведомая сила подняла его в воздух и швырнула в пустоту. Еще мгновение --
и звезды исчезли, и Картер понял, что стал добычей ночных призраков.
Они утащили его в черную пещеру на склоне голой скалы и поволокли по
чудовищным внутренним лабиринтам. Поначалу, скорее, инстинктивно, он пытался
сопротивляться, и тогда они принялись его щекотать, не издавая при этом ни
звука, и даже их перепончатые крылья не зашелестели. Они были пугающе
холодными, мокрыми и скользкими, а каждое прикосновение их мерзких лап
заставляло Картера содрогаться. Вскоре они провалились в непостижимую
бездну, завертевшись головокружительной тошнотворной спиралью в могильном
холоде, и Картер почувствовал, что их вот-вот подхватит запредельный вихрь
истошных воплей и демонического безумия. Он стал было кричать, но, как
только издавал крик, черные лапы принимались его щекотать с
изощренно-мучительной лаской. Потом над головой появилось