и Картер понял, что вызывало у матросов такой страх. А потом в
жидком лунном свете показался странный высокий монолит в центре двора, и
Картер увидел, что к нему что-то привязано. Попросив у капитана подзорную
трубу, он разглядел, что к монолиту привязан ориабский матрос в шелковом
платье; голова его свесилась вниз, глаз не было вовсе; и когда поднявшийся
ветер быстро помчал корабль прочь от этого проклятого места, Картер искренне
возрадовался.
На следующий день они встретили корабль с фиолетовыми парусами, который
держал курс на Зар, в край позабытых снов, и имел на борту диковинный груз
разноцветных лилий. А к вечеру одиннадцатого дня плавания они увидели остров
Ориаб и Нгранек, взметнувший в небо свой зубчатый снежный пик. Ориаб --
огромный остров, а его порт Бахарна -- большой шумный город. За выложенными
из порфира причалами Бахарны величественными каменными террасами поднимается
город со ступенчатыми улицами, над которыми нередко высятся арки домов и
мосты между домами. Под городом протекает широкий канал в туннеле с
гранитными воротами; воды канала бегут в глубь суши к озеру Ят, на чьем
дальнем берегу лежат кирпичные руины древнего города, имя которого никто не
помнит. Когда корабль под вечер вошел в гавань, его приветствовало яркое
сияние двойного маяка Тона и Тала, и в бесчисленных бахарнских окнах один за
другим тихо вспыхивали, точно звезды на небе, ласковые огоньки, и скоро этот
горный порт превратился в огромное созвездие, висящее между небесными
звездами и их зыбким отражением в сонной гавани.
После того как корабль бросил якорь, капитан пригласил Картера в свой
небольшой дом на берегу Ята, на городской окраине, и его жена и слуги, к
радости утомленного путешественника, поставили на стол диковинные аппетитные
яства. В последующие дни Картер во всех тавернах и на площадях, куда
приходили собиратели лавы и ваятели, расспрашивал про предания и легенды о
Нгранеке, но не встретил никого, кто побывал бы на высоких склонах и видел
бы вырезанный в скале лик. Нгранек был неприступной горой, за которой лежала
проклятая долина, да и, кроме того, никто не был уверен в том, что ночные
призраки -- всего лишь плод вымысла.
Когда капитан отправился обратно в Дайлат-Лин, Картер разместился в
старой таверне на ступенчатой улице в древней части города, выстроенной из
кирпича и напоминавшей руины на дальнем берегу Ята. Тут он составил свой
план восхождения на Нгранек, учтя все рассказы собирателей лавы о тамошних
тропинках. Хозяин таверны был седым стариком и знал так много старых
преданий, что оказался весьма полезен Картеру. Он даже привел Картера в
верхнюю комнату своего старинного дома и показал ему дурно написанную
картину, которую некий путешественник прикрепил к глинобитной стене еще в те
стародавние времена, когда люди были отважнее и охотнее совершали
восхождения на верхние пределы Нгранека. Прадед старика хозяина харчевни
слышал от своего прадеда, что путешественник, прикрепивший эту картину к
стене, самолично забрался на Нгранек, и видел вырезанный на скале лик, и
запечатлел его на холсте, дабы другие могли его увидеть. Но у Картера на
этот счет возникли сильные сомнения, ибо крупные черты лица были нарисованы
поспешно и небрежно, да и почти полностью скрывались за сонмом мелких фигур
с рогами, крыльями, клыками и спирально завитыми хвостами, чьи изображения
выказывали полное отсутствие у художника вкуса.
Наконец, собрав в тавернах и на площадях Бахарны все полезные сведения,
Картер нанял зебру и в одно прекрасное утро выехал по дороге вдоль берега
Ята в направлении высящихся каменных башен Нгранека. Справа тянулись
бесконечные холмы, приятные сады и аккуратные крестьянские домишки, и этот
край напомнил ему тучные поля по берегам Ская. К вечеру он приблизился к
безымянным древним руинам на дальнем берегу Ята, и, хотя собиратели лавы
наказали ему не останавливаться там на ночлег, он привязал свою зебру к
диковинной каменной колонне перед рухнувшей стеной и положил одеяло на землю
под каким-то барельефом непонятного содержания. Картер завернулся в другое
одеяло, ибо ночи на Ориабе чрезвычайно холодны, а когда проснулся во тьме,
то вдруг почувствовал на лице мягкое прикосновение крылышек какого-то
насекомого, после чего поплотнее завернулся с головой и мирно проспал до
первых криков