рассказывал горожанам все, что ему стало известно
о нечестивых черных галерах и об их нечестивых хозяевах. Многие ему
поверили, но местные ювелиры очень ценили огромные рубины, и не решились
прекратить торговлю с большеротыми купцами, так что если с Дайлат-Лином и
случится нечто ужасное по причине продолжающейся торговли, то это будет не
вина Картера.
А через неделю долгожданный корабль прошел мимо черного вельса и
высокого маяка, и Картер с радостью увидел команду нормальных людей во главе
с седым капитаном в шелковом костюме, и свежеокрашенные борта, и желтые
треугольные паруса. Корабль доставил груз душистой смолы из лесов Ориаба и
хрупкие керамические сосуды, вылепленные гончарами Бахарны, и странные
фигурки, вырезанные из древней нгранекской лавы. За эти дары им платили
ултарской шерстью, и переливчатыми хат-хегскими тканями, и резными поделками
из слоновой кости, которые изготовляют чернокожие ремесленники за рекой в
Парге. Картер договорился с капитаном, чтобы тот взял его пассажиром до
Бахарны, и его предупредили, что путешествие займет десять дней. Всю неделю
он провел в беседах с капитаном из Нгранека и узнал, что немногие видели
резной лик на горном склоне и что в основном путешественники довольствуются
темными преданиями, услышанными от стариков и собирателей лавы и ваятелей из
Бахарны, а уж потом, вернувшись домой, уверяют, будто сами видели этот лик
воочию. Капитан даже сомневался, что вырезанный на горе лик видел хоть один
из ныне живущих, ибо дальняя сторона Нгранека необычайно труднодоступная,
безжизненная и зловещая, и ходят слухи о неких пещерах близ горного пика,
где обитают ночные призраки. Капитан, правда, не стал уточнять, как выглядят
тамошние ночные призраки, ибо эти копытные чудища неизменно являются в снах
тем, кто слишком часто о них размышляет. А потом Картер принялся
расспрашивать капитана о неведомом Кадате в холодной пустыне и о чудесном
предзакатном городе, но добрый человек откровенно признался, что ничего о
них не знает.
Наконец на рассвете в час отлива Картер покинул Дайлат-Лин и напоследок
увидел, как первые солнечные лучи заиграли на тонких граненых башнях
мрачного базальтового города. Два дня они плыли к востоку, не теряя из виду
зеленые берега, и часто им на пути попадались симпатичные рыбацкие поселки,
чьи красные черепичные крыши и печные трубы карабкались по крутым склонам
гор от старых сонных пирсов и песчаных пляжей, на которых сушились старые
сети. Но на третий день, когда они резко свернули к югу и волнение на море
усилилось, земля совсем скрылась из виду. На пятый день матросы
заволновались, но капитан извинился за их малодушие, объяснив, что кораблю
предстояло пройти мимо поросших водорослями стен и рухнувших колонн
затонувшего города, о котором даже и воспоминаний не осталось, но в тихую
погоду на глубине можно разглядеть множество движущихся теней, отчего
простой народ этот место недолюбливает. Он также сказал, что в этих местах
исчезло немало кораблей, которые получали сигнал с острова, но потом никто
их больше не видел.
В ту ночь луна светила особенно ярко, и от нее по воде бежала широкая
серебристая дорожка. Ветер совсем утих, и корабль едва двигался, а на океане
воцарился полный штиль. Глядя через борт, Картер заметил на огромной глубине
внизу купол дивного храма, а перед ним целую вереницу неведомых сфинксов,
тянущуюся к бывшей рыночной площади. В каменных руинах весело сновали
дельфины, и неуклюжие морские свиньи иногда всплывали на поверхность и
выпрыгивали из воды. Через некоторое время ровное дно океана вздыбилось
горами, и можно было разглядеть древние улицы, бегущие вверх-вниз по горным
склонам, и выбеленные стены множества домишек.
Потом показался пригород и наконец -- одинокое здание на холме, более
простой архитектуры, нежели соседние строения, и куда лучше сохранившееся.
Оно было темным и низким, все испещренное диковинными круглыми окошками, и
располагалось по периметру площади с высокими башнями в каждом углу и
мощеным двором в центре. Возможно, оно было сложено из базальта, впрочем,
почти все его стены поросли водорослями; и эту одинокую импозантную
постройку на вершине дальней горы можно было принять за храм или монастырь.
Диковинные светящиеся рыбы, заплывавшие внутрь, освещали его окошки неясным
сиянием,