Говард Лавкрафт

Хребты безумия

которой были густо усеяны крупными

сталактитами и сталагмитами, некоторые -- столбчатой структуры. Но что

важнее всего, тут были россыпи раковин и костей, кое-где они просто забивали

проходы. Это костное месиво, вынесенное потоком из неведомых зарослей

мезозойских древесных папоротников и грибов, лесов третичной системы с

веерными пальмами и примитивными цветковыми растениями, содержало в себе

останки такого множества представителей животного мира -- мелового,

эоценового и прочих периодов, что даже величайшему палеонтологу

потребовалось бы больше года на опись и классификацию этого богатства.

Моллюски, ракообразные, рыбы, амфибии, рептилии, птицы и низшие

млекопитающие -- крупные и мелкие, известные и неизвестные науке. Немудрено,

что Гедни бросился сломя голову к лагерю, после чего все, побросав работу,

помчались, несмотря на лютый мороз, туда, где буровая вышка указывала на

местонахождение только что найденной дверцы в тайны земного прошлого и

канувших в вечность тысячелетий.

Слегка утолив свое любопытство ученого, Лейк нацарапал в блокноте

короткую информацию о событиях и отправил молодого Мултона в лагерь с

просьбой послать сообщение в эфир. Так я впервые услышал об этом

удивительном открытии -- о найденных раковинах, костях ганоидов и плакодерм,

останках лабиринтодонтов и текодонтов, черепных костях и позвонках

динозавра, кусках панциря броненосца, зубах и крыльях птеродактиля, останках

археоптерикса, зубах миоценских акул, костях первобытных птиц, а также

обнаруженных останках древнейших млекопитающих -- палеотерий, кеифодонтов,

эогиппусов, ореодонтов и титанофонеусов. Останки позднейших видов, вроде

мастодонтов, слонов, верблюдов или быков, отсутствовали, и потому Лейк

определил возраст пласта и содержащихся в нем окаменелостей довольно точно

-- не менее тридцати миллионов лет, причем самые последние отложения

приходились на олигоцен.

С другой стороны, преобладание следов древнейших организмов просто

поражало. Хотя известняковая формация по всем признакам, в том числе и

вкрапленным органическим останкам, относилась к команчскому периоду и никак

не к более раннему, в разбросанных по пещере костях узнавались останки

организмов, обычно относимых к значительно более древнему времени --

рудиментарных рыб, моллюсков и кораллов, распространенных в силурийском и

ордовикском периодах. Вывод напрашивался сам собой: в этой части Земли-

существовали организмы, жившие как триста, так и тридцать миллионов лет тому

назад. Продолжалось ли это мирное сосуществование на антарктических землях и

дальше -- после того, как во времена олигоцена пещеру наглухо завалило? Это

оставалось загадкой. Во всяком случае, начало материковых оледенений в

период плейстоцена пятьсот тысяч лет назад -- ничтожная цифра по сравнению с

возрастом этой пещеры: наверняка убило все ранние формы жизни, которые

каким-то чудом здесь удержались.

Лейк не успокоился, послав нам первую сводку, а тут же накатал еще одно

донесение и отправил его в лагерь, не дождавшись возвращения Мултона. Тот

так и остался сидеть в одном из самолетов у передатчика, диктуя мне -- и

разумеется, радисту "Аркхема", который держал связь с внешним миром,-- серию

посланий Лейка. Те из читателей, кто следил за газетными публикациями,

несомненно, помнят, какой ажиотаж вызвали они в научном мире. Именно они

побудили снарядить экспедицию Старкуэтера-Мура, которая вот-вот отправится в

путь, если мне не удастся отговорить ее энтузиастов от безумного плана.

Приведу эти послания дословно, как записал их наш радист Мактай,-- так будет

вернее.

"Во время бурения Фаулер обнаружил необычайно ценные свидетельства в

песчаных и известняковых пластах -- отчетливые треугольные отпечатки,

подобные тем, что мы видели в архейском сланце. Значит, этот вид

просуществовал шестьсот миллионов лет -- вплоть до команчского периода, не

претерпев значительных морфологических изменений и лишь слегка уменьшившись

в объеме. Команчские отпечатки сохранились хуже древних. Прессе следует

подчеркнуть исключительную важность открытия. Для биологии оно не менее

ценно, чем для физики и математики -- теории Эйнштейна. И полностью

подкрепляет выводы, к которым я пришел за годы работы".