не
представлялось возможным. Веревка лежала у нас в рюкзаке, но не хотелось
возиться без крайней необходимости с двадцатифутовой связкой, особенно в
такой разряженной атмосфере, где сердечно-сосудистая система испытывала
большие перегрузки. Огромная комната была, скорее всего, главным вестибюлем
или залом, и наши электрические фонарики высветили четкие барельефы с
поражавшими воображение резными портретами, идущими широкой полосой по
стенам зала и отделенными друг от друга традиционным точечным орнаментом.
Постаравшись получше запомнить это место, мы решили вернуться сюда в том
случае, если не найдем ничего более доступного.
В результате мы отыскали проем в стене с арочным перекрытием, шириной
шесть и длиной десять футов -- прежде сюда подходил воздушный мостик,
соединявший между собой здания. Не знаю, как раньше, но теперь бы он
располагался всего в пяти футах над ледяным покровом. Эти сводчатые проходы
соответствовали верхним этажам; сохранился здесь, к счастью, и пол. Фасадом
это доступное для нас строение было обращено на запад, спускаясь ко . льду
террасами. Напротив него, там, где зиял другой арочный проем, возвышалась
обшарпанная глухая постройка цилиндрической формы с венчающим ее округлым
утолщением -- футах в десяти над единственным отверстием.
Гора обломков облегчила нам вход в первый дом, но хотя мы ждали такого
удобного случая и мечтали о нем, на какое-то время нас охватило сомнение. Мы
не побоялись влиться в эту стародавнюю мистерию, это правда, но тут нам
предстояло вновь собраться с духом и войти в уцелевшее здание баснословно
древней эпохи, природа которой постепенно открывалась нам во всей своей
чудовищной неповторимости. В конце концов мы почти заставили себя
вскарабкаться по обледенелым камням к провалу в стене и спрыгнуть на
выложенный сланцами пол -- туда, где, как мы еще раньше разглядели,
находился вестибюль с барельефными портретами по стенам.
Отсюда во все стороны расходились арочные коридоры, и, понимая, как
легко заблудиться в этом сплетении коридоров и комнат, мы решили, что пора
рвать бумагу. До сих пор мы ориентировались по компасу, а то и просто на
глазок -- по видимым отовсюду хребтам, лишь ненадолго заслоняемым шпилями
башен, но теперь это было невозможно. Мы порвали всю лишнюю бумагу и
запихнули клочки в рюкзак Денфорта, порешив тратить ее по возможности
экономнее. Этот способ казался подходящим: в старинном сооружении не было
сквозняков. А в случае, если ветер вдруг все же разгуляется или кончится
бумага, мы сможем прибегнуть к более надежному, хотя и требующему больших
усилий способу -- начнем делать зарубки.
Трудно было понять, как далеко простирается этот лабиринт. Строения в
городе так тесно соприкасались друг с другом, что можно было незаметно
переходить из одного в другое по мостикам прямо подо льдом, если, конечно,
не натолкнешься на последствия геологических катаклизмов. Обледеневших
участков внутри встречалось не так уж много. Там же, где мы все-таки
натыкались на ледяную толщу, повсюду сквозь прозрачную поверхность видели
плотно закрытые ставни, как будто город специально подготовили к нашествию
холода -- как бы законсервировали на неопределенное время. Трудно было
отделаться от впечатления, что город не бросили в спешке, застигнутые
внезапной бедой, а покинули сознательно. И речи не могло идти постепенном
вымирании. Может, жители знали заранее о вторжении холода, может, ушли из
города en masse, отправившись на поиски более
" En masse -- все вместе (фр.).
надежного пристанища? Нельзя ответить с точностью, какие геофизические
условия способствовали образованию ледяного покрова в районе города. Это не
мог быть долгий, изнурительный процесс. Возможно, причина крылась в излишнем
скоплении снега или в разливе реки, а может, прорвала заслоны снежная
лавина, обрушившаяся на город с гигантских горных хребтов. В этом
невероятном месте могли прийти на ум самые фантастические объяснения.
VI
Вряд ли стоит описывать шаг за шагом наши скитания в этом древнем как
мир лабиринте -- переплетении отдельных помещений-ячеек, в этом чудовищном
хранилище вековечных тайн, куда впервые за минувшие тысячелетия ступила нога
человека. Какая драма выстроилась из настенной резьбы перед нашим внутренним
взором,