Говард Лавкрафт

Хребты безумия

некоей глубочайшей тайне,

которая могла вдруг раскрыться перед нами. За безжизненными жуткими

хребтами, казалось, таились пугающие пучины подсознательного, некие бездны,

где смешались время, пространство и другие, неведомые человечеству

измерения. Эти горы представлялись мне вместилищем зла -- хребтами безумия,

.дальние склоны которых обрывались, уходя в пропасть, за которой ничего не

было. Полупрозрачная дымка облаков, окутывающая вершины, как бы намекала на

начинающиеся за ними бескрайние просторы, на затаенный и непостижимый мир

вечной Смерти -- далекий, пустынный и скорбный.

Юный Денфорт обратил наше внимание на любопытную закономерность в

очертаниях горных вершин -- казалось, к ним прилепились какие-то кубики; об

этом упоминал и Лейк в своих донесениях, удачно сравнивая" их с призрачными

руинами первобытных храмов в горах Азии, которые так таинственно и странно

смотрятся на полотнах Рериха. Действительно, в нездешнем виде этого

континента с его загадочными горами было нечто рериховское. Впервые я

почувствовал это в октябре, завидев издали Землю Виктории, теперь прежнее

чувство ожило с новой силой. В сознании всплывали древние мифические образы,

беспокоящие и будоражащие. Как напоминало это мертвое пространство зловещее

плато Ленг, упоминаемое в старинных рукописях! Ученые посчитали, что оно

находилось в Центральной Азии, но родовая память человечества или его

предшественников уходит в глубины веков, и многие легенды, несомненно,

зарождались в землях, горах и мрачных храмах, существовавших в те времена,

когда не было еще самой Азии да и самого человека, каким мы его себе сейчас

представляем. Некоторые особенно дерзкие мистики намекали, что дошедшие до

нас отрывки Пнакотических рукописей созданы до плейстоцена, и предполагали,

что последователи Цатогуа не являлись людьми так же, как и сам Цатогуа. Но

где бы и в какое время ни существовал Ленг, это было не то место, куда бы я

хотел попасть, не радовала меня и мысль о близости к земле, породившей

странных, принадлежавших непонятно к какому миру чудовищ -- тех, о которых

упоминал Лейк. Как сожалел я в эти минуты, что некогда взял в руки

отвратительный "Некрономикон" и подолгу беседовал в университете с

фольклористом Уилмартом, большим эрудитом, но крайне неприятным человеком.

Это настроение не могло не усилить мое и без того неприязненное

отношение к причудливым миражам, рожденным на наших глазах изменчивой игрой

света, в то время как мы приближались к хребтам и уже различали холмистую

местность предгорий. За прошедшие недели я видел не одну дюжину полярных

миражей, и некоторые не уступали нынешнему в жутком ирреальном

правдоподобии. Но в этом, последнем, было что-то новое, какая-то потаенная

угроза, и я содрогался при виде поднимающегося навстречу бесконечного

лабиринта из фантастических стен, башен и минаретов; сотканных из снежной

пыли.

Казалось, перед нами раскинулся гигантский город, построенный по

законам неведомой человечеству архитектуры, где пропорции темных как ночь

конструкций говорили о чудовищном надругательстве над основами геометрии.

Усеченные конусы с зазубренными краями увенчивались цилиндрическими

колоннами, кое-где вздутыми и прикрытыми тончайшими зубчатыми дисками; с

ними соседствовали странные плоские фигуры, как бы составленные из множества

прямоугольных плит, или из круглых пластин, или пятиконечных звезд,

перекрывавших друг друга. Там были также составные конусы и пирамиды,

некоторые переходили в цилиндры, кубы или усеченные конусы и пирамиды, а

иногда даже в остроконечные шпили, сбитые в отдельные группки -- по пять в

каждой. Все эти отдельные композиции, как бы порожденные бредом, соединялись

воедино на головокружительной высоте трубчатыми мостиками. Зрелище подавляло

и ужасало своими гигантскими размерами. Миражи такого типа не являлись

чем-то совершенно новым: нечто подобное в 1820 году наблюдал и даже делал

зарисовки полярный китобой Скорсби, но время и место усугубляли впечатление:

глядя на неведомые горы, возвышавшиеся темной стеной впереди, мы не

забывали, какие странные открытия совершили здесь наши друзья, а также не

исключали, что с ними, то есть с большей частью нашей экспедиции, могло

приключиться несчастье. Естественно, что в мираже нам