некоей глубочайшей тайне,
которая могла вдруг раскрыться перед нами. За безжизненными жуткими
хребтами, казалось, таились пугающие пучины подсознательного, некие бездны,
где смешались время, пространство и другие, неведомые человечеству
измерения. Эти горы представлялись мне вместилищем зла -- хребтами безумия,
.дальние склоны которых обрывались, уходя в пропасть, за которой ничего не
было. Полупрозрачная дымка облаков, окутывающая вершины, как бы намекала на
начинающиеся за ними бескрайние просторы, на затаенный и непостижимый мир
вечной Смерти -- далекий, пустынный и скорбный.
Юный Денфорт обратил наше внимание на любопытную закономерность в
очертаниях горных вершин -- казалось, к ним прилепились какие-то кубики; об
этом упоминал и Лейк в своих донесениях, удачно сравнивая" их с призрачными
руинами первобытных храмов в горах Азии, которые так таинственно и странно
смотрятся на полотнах Рериха. Действительно, в нездешнем виде этого
континента с его загадочными горами было нечто рериховское. Впервые я
почувствовал это в октябре, завидев издали Землю Виктории, теперь прежнее
чувство ожило с новой силой. В сознании всплывали древние мифические образы,
беспокоящие и будоражащие. Как напоминало это мертвое пространство зловещее
плато Ленг, упоминаемое в старинных рукописях! Ученые посчитали, что оно
находилось в Центральной Азии, но родовая память человечества или его
предшественников уходит в глубины веков, и многие легенды, несомненно,
зарождались в землях, горах и мрачных храмах, существовавших в те времена,
когда не было еще самой Азии да и самого человека, каким мы его себе сейчас
представляем. Некоторые особенно дерзкие мистики намекали, что дошедшие до
нас отрывки Пнакотических рукописей созданы до плейстоцена, и предполагали,
что последователи Цатогуа не являлись людьми так же, как и сам Цатогуа. Но
где бы и в какое время ни существовал Ленг, это было не то место, куда бы я
хотел попасть, не радовала меня и мысль о близости к земле, породившей
странных, принадлежавших непонятно к какому миру чудовищ -- тех, о которых
упоминал Лейк. Как сожалел я в эти минуты, что некогда взял в руки
отвратительный "Некрономикон" и подолгу беседовал в университете с
фольклористом Уилмартом, большим эрудитом, но крайне неприятным человеком.
Это настроение не могло не усилить мое и без того неприязненное
отношение к причудливым миражам, рожденным на наших глазах изменчивой игрой
света, в то время как мы приближались к хребтам и уже различали холмистую
местность предгорий. За прошедшие недели я видел не одну дюжину полярных
миражей, и некоторые не уступали нынешнему в жутком ирреальном
правдоподобии. Но в этом, последнем, было что-то новое, какая-то потаенная
угроза, и я содрогался при виде поднимающегося навстречу бесконечного
лабиринта из фантастических стен, башен и минаретов; сотканных из снежной
пыли.
Казалось, перед нами раскинулся гигантский город, построенный по
законам неведомой человечеству архитектуры, где пропорции темных как ночь
конструкций говорили о чудовищном надругательстве над основами геометрии.
Усеченные конусы с зазубренными краями увенчивались цилиндрическими
колоннами, кое-где вздутыми и прикрытыми тончайшими зубчатыми дисками; с
ними соседствовали странные плоские фигуры, как бы составленные из множества
прямоугольных плит, или из круглых пластин, или пятиконечных звезд,
перекрывавших друг друга. Там были также составные конусы и пирамиды,
некоторые переходили в цилиндры, кубы или усеченные конусы и пирамиды, а
иногда даже в остроконечные шпили, сбитые в отдельные группки -- по пять в
каждой. Все эти отдельные композиции, как бы порожденные бредом, соединялись
воедино на головокружительной высоте трубчатыми мостиками. Зрелище подавляло
и ужасало своими гигантскими размерами. Миражи такого типа не являлись
чем-то совершенно новым: нечто подобное в 1820 году наблюдал и даже делал
зарисовки полярный китобой Скорсби, но время и место усугубляли впечатление:
глядя на неведомые горы, возвышавшиеся темной стеной впереди, мы не
забывали, какие странные открытия совершили здесь наши друзья, а также не
исключали, что с ними, то есть с большей частью нашей экспедиции, могло
приключиться несчастье. Естественно, что в мираже нам