Говард Ф.Лавкрафт

За гранью времен

на ее

поверхности были видны отпечатки нескольких предметов, оставленные не так уж

давно, быть может, месяца два-три назад. На сей счет, впрочем, я не был

вполне уверен, ибо пятна эти не так уж и выделялись на общем запыленном

фоне. Куда больше меня встревожил и озадачил порядок их расположения.

Эта тревога еще усилилась, когда я опустил фонарь ближе к полу. Я

увидел ряд абсолютно одинаковых следов, каждый из которых занимал площадь

чуть более квадратного фута и состоял из пяти раздельных круглых отпечатков

-- один чуть выдвинут вперед, а остальные четыре компактно, почти вплотную

друг к другу.

Следы -- если это действительно были следы -- вели в двух направлениях,

как будто нечто, пройдя по коридору в одну сторону, позднее тем же путем

возвратилось обратно. Конечно, я мог бы с не меньшим успехом приписать

появление странных пятен каким-нибудь вполне естественным процессам и не

впадать по этому поводу в панику, не будь здесь еще одной многозначительной

и зловещей подробности. Цепочка следов доходила до груды металлических

полок, обрушенных -- как я уже отмечал -- совсем недавно, после чего следы

поворачивали назад и завершались там, откуда брали начало -- у самого края

черного провала в центре базальтовой башни, провала, дававшего выход

рожденным в чудовищной бездне холодным и влажным ветрам.

Сколь бы ни был велик испытываемый мною страх, но владевшая моим

сознанием чуждая воля оказалась сильнее. Никакие доводы разума не могли бы

заставить меня идти дальше после того, что я увидел и вспомнил. Но даже в то

время, когда я весь трясся от ужаса, моя правая рука не прекращала своих

ритмических движений, манипулируя запорами воображаемого замка. Когда же я

чуть погодя начал приходить в себя, обнаружилось, что я бегу вперед по

безмолвным коридорам все к той же неумолимо притягивающей меня цели.

В моей голове между тем как бы сами собой возникали вопросы, смысл

которых я не успевал даже толком постичь. Смогу ли я проникнуть в хранилище?

Справится ли человеческая рука с не рассчитанной на нее хитроумной системой

запоров? Не окажется ли поврежденным замок? И что я буду -- что я осмелюсь?

-- делать с той вещью, которую я надеялся и одновременно боялся найти?

Станет ли она решающим подтверждением, последней точкой во всей этой

безумной и страшной истории или в конечном счете послужит доказательством ее

нереальности?

Внезапно я прервал свой бег и становился перед стеной, состоявшей из

многочисленных ячеек, каждая из которых имела отдельную дверцу и была

помечена соответствующей надписью на языке иероглифов. Нигде не было видно

следов повреждений; из огромного количества ячеек в этой секции лишь три

оказались распахнутыми настежь. Та же, что меня интересовала, находилась в

одном из верхних рядов, недосягаемых для человеческого роста. Осмотрев

стену, я пришел к выводу, что смогу подняться по ней, используя в качестве

опор круглые дверные ручки. В какой-то степени мою задачу облегчала

раскрытая дверца в четвертом снизу ряду. Фонарь во время подъема я мог бы

держать в зубах, как уже делал не раз, преодолевая

особо сложные препятствия.

Хуже обстояло дело с обратным спуском -- ведь здесь у меня должна была

появиться дополнительная ноша. Теоретически я этот вопрос разрешил следующим

образом: открыв замок контейнера и зацепив его крюк за воротник своей

куртки, я мог бы нести эту вещь на спине наподобие ранца. Более всего меня

беспокоила исправность системы, запиравшей дверцу ячейки. Я почти не

сомневался в том, что сумею ее открыть, если только не подведет механизм.

Итак, я взял в зубы фонарь и начал подъем, цепляясь за шарообразные

выступы и поминутно рискуя сорваться вниз. Очень помогла -- как я и

рассчитывал -- открытая ячейка четвертого ряда. Воспользовавшись сперва

краем отверстия, а затем и самой качающейся дверцей, я в конечном счете

утвердился на ее верхнем ребре. Балансируя на этой неустойчивой опоре и

отклоняясь как можно дальше вправо, я дотянулся до нужного мне замка. Сперва

мои онемевшие от напряжения пальцы никак не могли справиться с гладкой

ручкой, но постепенно к ним возвращался задаваемый памятью ритм движений.

Сложный порядок нажимов и поворотов все точнее вырисовывался в моем мозгу, а