Говард Ф.Лавкрафт

Запертая комната

двух слов: Наказанная Сара .

Скорее всего, это обозначало дату начала заточения Сары Уотелей в

комнате над мельницей. После этого имя дочери Лютера на некоторое время

исчезло со страниц его записей. Он не датировал свои фрагменты, которые

записывались им подряд, без видимых промежутков, и потому об их давности

можно было судить лишь по степени выцветания чернил.

Много лягушек. Похоже, они размножаются прямо на мельнице. Кажется, их

больше, чем даже на болотах по другую сторону Мискатоника. Спать по ночам

просто невозможно. Козодоев тоже стало больше, или мне это только так

кажется? Сегодня вечером только на крыльце дома насчитал тридцать семь

лягушек .

Аналогичных записей было довольно много. Эбнер прочитал их все, хотя не

нашел ни малейшего намека на то, что именно хотел этим сказать старик.

Казалось, Лютер Уотелей вел скрупулезный учет численности лягушек и их

перемещения по руслу Мискатоника - когда они появлялись на свет, вылезали из

воды и тому подобного. Все это представлялось совершенно самостоятельной

информацией, которая не имела никакого отношения к проблеме Сары.

Вскоре в тексте наступил очередной пропуск, после чего была сделана

одна- единственная, к тому же дважды подчеркнутая запись:

Эрайя был прав!

Но в чем был прав Эрайя? - задавался вопросом Эбнер. И каким образом

Лютер в этом убедился? В записях не содержалось никаких признаков того, что

они продолжали вести между собой переписку, или что Эрайя вздумал было

написать чудаковатому Лютеру без какой-либо просьбы со стороны последнего.

Вслед за этим следовал ряд записей, к которым было приклеено несколько

газетных вырезок. Все они казались не связанными между собой, однако на

основании их Эбнер заключил, что между этими записями и предыдущими прошло

не меньше года. Более того, характер последовавших затем записей показался

ему наиболее обескураживающим, а временной интервал составлял, скорее всего,

около двух лет.

В. объявился снова .

Но если Лютер и Сара были единственными, кто проживал в доме, кем же

был этот загадочный Р.? А может, к ним в гости пожаловал Ральса Марш? В этом

Эбнер сильно сомневался, поскольку ничто не указывало на то, что Ральса Марш

питал какую-то привязанность к своей дальней родственнице, да и потом, будь

это так, он бы домогался ее и раньше.

Следующая запись казалась совершенно неуместной:

Две черепахи, одна собака, останки сурка. У Бишопа: две коровы

обнаружены у реки в дальнем конце пастбища .

Чуть ниже Лютер вписал следующие фразы:

К концу месяца общий итог: 17 коров и 6 овец. Зловещие перемены; размер

пропорционален кол-ву пищи. Затих. Смущают разговоры, которые ведутся в

округе .

Могло ли 3. означать Зэбулон Эбнер был склонен думать, что это так.

Совершенно очевидно, что Зэбулон и в самом деле приезжал зря, поскольку

толком ничего не сказал, а только делал какие-то смутные намеки по поводу

ситуации, сложившейся в доме после того, как тетю Сари заперли в комнате над

мельницей. Таким образом получалось, что обо всем происходившем в те годы

Зэбулон знал даже меньше того, что понял Эбнер, ознакомившись с записями

Лютера. Но он был в курсе того, что дед ведет эти записи, а следовательно

Лютер наверняка сказал ему, что установил некоторые факты.

Все эти короткие пометки очень походили на некие краткие тезисы для

последующих и более подробных записей; расшифровать их можно было лишь

человеку, который имел к ним ключ, и ключ этот заключался в том знании общей

ситуации, которым располагал сам Лютер Уотелей. Однако в последующих записях

старика отчетливо прослеживалась явная поспешность.

Исчезла Ада Уилкерсон. Следы борьбы. В Данвиче очень неспокойно. Джон

Сойер погрозил мне кулаком - правда, с противоположной стороны улицы, где я

не мог его достать.

Понедельник. На сей раз Ховард Уилли, Нашли один башмак, а в нем его

ногами

Записи подходили к концу. К сожалению, некоторые страницы были вырваны

- отдельные с явной злостью, резко, - однако оставалось совершенно

непонятным, зачем кому-то понадобилось столь непочтительным образом

обходиться с записями деда. Скорее всего, сделал это он сам. Возможно,

подумал Эбнер, Лютер почувствовал, что и так рассказал слишком много, а

потому решил уничтожить любые свидетельства, которые могли бы навести