Говард Ф.Лавкрафт

Запертая комната

суеверия данвичских жителей. Ранее он не имел ни

малейшего представления об истинной глубине невежества и религиозных

предрассудков, обуявших жителей такого Богом забытого уголка как Данвич, и

подобный диалог, как он понимал, был еще далеко не самым ярким их

проявлением.

Впрочем, у него не было времени предаваться подобным размышлениям,

поскольку надо было идти в поселок за свежим молоком, а потому он ступил под

затянутое облаками утреннее небо с чувством некоторого облегчения - приятно

было хотя бы ненадолго вырваться из этого дома.

Завидев приближающегося Эбнера, Тобиас Уотелей, казалось, еще более

помрачнел и замкнулся в себе, причем в его поведении ощущалась не только

неприязнь - теперь к ней явно примешивались признаки самого настоящего

страха. Это немало удивило Эбнера, и поэтому заметив, что на все его вопросы

торговец отвечал исключительно короткими, односложными словами, он, желая

хоть немного развязать ему язык, решил заговорить о том, что случайно

подслушал по телефону. - Я знаю, - коротко отреагировал на рассказ Эбнера

Тобиас и впервые за все это время глянул на молодого человека с выражением

неприкрытого ужаса.

Тот буквально окаменел от изумления. В глазах Тобиаса он увидел жуткую

смесь дикого страха и непримиримой враждебности. Поняв чувства стоявшего

напротив него человека, он поспешно расплатился за покупки. Продавец опустил

глаза, взял деньги и негромко спросил: - Вы видели Зэбулона? - Да, он

приезжал ко мне домой, - Вы с ним поговорили? - Поговорили.

Казалось, Тобиас ожидал от беседы Эбнера со стариком чего-то

особенного, однако нынешняя позиция заезжего гостя явно свидетельствовала о

том, что произошедшие вслед за тем разговором события явились для него

полнейшей неожиданностью. Таким образом торговец сделал вывод, что либо

старый Зэбулон не сказал молодому человеку того, что, как надеялся Тобиас,

должен был сказать, либо что Эбнер попросту проигнорировал советы старика.

Теперь Эбнер уже окончательно ничего не понимал. После странных намеков

дяди Зэбулона и телефонного разговора двух суеверных жительниц Данвича

подобная позиция Тобиаса ввергла его в состояние крайнего замешательства,

Хозяин магазина, похоже, в еще большей степени, чем даже старый Зэбулон, был

склонен пойти на откровенность и облечь в слова свои мрачные мысли, причем и

тот и другой вели себя так, словно Эбнер сам должен был что-то знать и

понимать.

Он покинул магазин в состоянии крайнего смущения и направился назад к

дому Уотелея, преисполненный твердой решимости как можно скорее завершить

начатые дела и убраться из этого Богом забытого, дремучего поселка,

населенного погрязшими во всяческих суевериях жителями.

С такими мыслями он продолжил изучение личных вещей деда,

предварительно, правда, наскоро покончив со своим скудным завтраком -

малоприятный визит в магазин заметно притупил его аппетит, который он

испытывал, выходя из дома.

Лишь где-то к концу второй половины дня ему удалось отыскать то, что он

искал - это была большая тетрадь, в которую Лютер Уотелей малоразборчивым

почерком заносил некоторые из своих впечатлений о жизни.

Наспех перекусив, Эбнер зажег лампу, подсел к кухонному столу и открыл

тетрадь Лютера. Первые страницы оказались почти целиком вырванными, однако

по тем фрагментам фраз, которые остались на сохранившихся у края переплета

обрывках бумаги, он понял, что это были почти сплошь какие-то счета.

Наверное, смекнул он, дед решил использовать старую, но не до конца

исписанную бухгалтерскую книгу, и потому удалил из нее уже использованные

страницы.

Уже с первых страниц текста на него повеяло какой-то тайной. Даты в

тексте отсутствовали и были проставлены лишь дни недели.

В эту субботу Эрайя ответил на мое письмо. С. неск. раз видели в

компании Ральсы Марша. Правнук Обеда. Вместе ходили ночью купаться .

Таковым было начало, явно относящееся к поездке тети Сари в Иннсмаут, о

которой дед, очевидно, спрашивал Эрайю, Что-то побудило Лютера заняться

подобным частным расследованием, а зная отдельные фрагменты событий, Эбнер

сделал вывод о том, что начато оно было уже после возвращения Сари в Данвич.

Но зачем?

Следующий текст был вклеен в тетрадь и определенно являлся частью