призрак Яна
Мартенса, умершего в 1762 году. Потому-то я и торчал в ту ночь у проклятого
особняка и, более того, с идиотским упорством раскапывал могилу одного из
его обитателей.
Особняк Мартенсов был построен в 1670 году Герритом Мартенсом,
преуспевающим коммерсантом из Нового Амстердама, который не мог смириться с
переходом голландских поселений под власть Британской короны. Неприязнь к
английским чиновникам и вообще ко всему английскому заставила его уйти в
этот Богом забытый край и возвести дом на одинокой горной вершине, что
привлекла его своей удаленностью от людских поселений и необычностью
пейзажа. Летом, однако, над горою часто бушевали жестокие грозовые бури, и
это было, вероятно, единственным обстоятельством, омрачавшим радость Геррита
Мартенса по поводу окончания строительства особняка. Еще только выбирая эту
возвышенность для возведения дома, хеер Мартенс решил, что гора тут ни при
чем просто лето выдалось грозовое. Но страшные грозы сотрясали
Темпест-Маунтин каждое последующее лето, но Мартенсу не оставалось ничего,
кроме как жалеть о выборе места, ибо дом уже стоял на горе, и исправлять
что-либо было поздно. В последствии, сочтя эти грозы причиной мучивших его
головных болей, он оборудовал подвал, куда спускался всякий раз, когда
наверху бушевал кромешный ад.
О потомках Геррита Мартенса было известно меньше, чем о нем самом.
Поскольку все Мартенсы воспитывались в духе ненависти ко всему английскому,
они почти не общались с принявшими владычество Британской короны
колонистами, а коль скоро таковых было подавляющее большинство, то Мартенсы
не вступали в общение фактически ни с кем. Живя сущими отшельниками, они
превратились, по свидетельству соседей, в умственно неполноценных людей с
трудом могли изъясняться и с таким же трудом воспринимали чужую речь. Все
они были отмечены странным наследственным признаком разноцветными глазами,
один из которых был, как правило, карим, а другой голубым. Год от года
ослабевали их и без того непрочные связи с окружающим миром. И наконец они
окончательно отрезали себя от него стенами угрюмого фамильного особняка,
вступая в брачные отношения друг с другом и многочисленной прислугой. В
результате число обитателей этого убежища настолько возросло, что многие из
них, окончательно деградировав в столь дикой изоляции, покинули поместье и
смешались с населявшими прилегающие долины метисами вот откуда берут начало
нынешние убогие поселяне. Другая же часть обитателей дома Мартенсов так и
осталась жить в своем мрачном родовом гнезде, уже не представляя себе жизни
вне своего клана и постепенно утрачивая последние речевые навыки. И лишь
одно чувство не атрофировалось у них со временем они по-прежнему весьма
болезненно реагировали на частые грозы.
Большая часть этой информации исходила от Яна Мартенса. Движимый жаждой
приключений, он вступил в колониальную армию, едва Темпест-Маунтин достигло
известие об Олбанской конвенции2. Он был первым из потомков
Геррита, которому удалось повидать мир. Когда же шесть лет спустя, после
завершившейся в 1760 году кампании, он вернулся в свое родовое поместье, ему
пришлось столкнуться с открытой ненавистью, которую, несмотря на его
разноцветные мартенсоновские глаза, испытывали к нему отец, дядья и братья
еще бы, ведь он явился из ужасавшего их большого мира. А он, в свою очередь,
с трудом выносил бесчисленные предрассудки и странности своего семейства. И
хотя проносившиеся над горой грозы уже не вызывали у него болезненных
ощущений, окружавшая обстановка все больше угнетала его, и в письмах к
своему проживавшему в Олбани другу он все чаще и чаще писал о своем
намерении покинуть отчий дом.
Весной 1763 года Джонатан Гиффорд, олбанский друг Яна Мартенса, начал
беспокоиться по поводу долгого молчания последнего; беспокойство это
усугублялось тем, что Джонатан знал о царившей в доме Мартенсов обстановке и
о дурном отношении к Яну его родственников. Решив навестить Яна лично, он
оседлал коня и отправился в горную глушь. Судя по его дневнику он достиг
Темпест-Маунтин 20 сентября и нашел особняк в ужасающе ветхом состоянии.
Угрюмые Мартенсы, потрясшие его своей воистину скотской нечистоплотностью,
сказали ему, с трудом ворочая непослушными языками, что Ян мертв. Его убило
молнией, упрямо повторяли они,