еще той осенью, и сейчас он лежит в могиле у
самого края прилегающего к дому сада. Они показали посетителю неухоженную
могилу без каких-либо знаков и надписей над ней. Вызывающая манера, в
которой Мартенсы принимали Гиффорда и рассказывали ему о смерти Яна, была
явно подозрительной, а потому неделю спустя, вооружившись заступом и
мотыгой, Гиффорд вернулся в поместье и раскопал место захоронения. Он нашел
то, что и ожидал найти проломленный зверским ударом череп и, вернувшись в
Олбани, публично обвинил Мартенсов в убийстве их родственника.
Несмотря на отсутствие прямых улик, история об убийстве быстро облетела
всю округу, и с этого дня люди отвернулись от Мартенсов. Никто не имел с
ними никаких дел, а их удаленный особняк начали обходить стороной, как
место, над которым тяготело проклятие. Мартенсы как-то ухитрялись жить
независимо от внешнего мира, потребляя выращенные у себя продукты. На то,
что в этом угрюмом особняке все еще теплилась жизнь, указывали загоравшиеся
время от времени в окнах огни. Последний раз эти огни видели в 1810 году, но
уже задолго до того они зажигались крайне редко.
Мало-помалу вокруг особняка и горы, на которой он стоял, возник ореол
жутковатой легендарности. Место это по-прежнему обходили стороной, о нем
рассказывали шепотом самые невероятные истории. Только в 1816 году поселенцы
решились навестить старый дом и узнать причину долгого отсутствуя огней в
окнах. Явившись туда, любопытствующие не обнаружили в доме ни одной живой
души; да и сам особняк наполовину превратился в развалины.
Ни в особняке, ни вокруг него любопытствующие не обнаружили ни одного
скелета и в конце концов пришли к заключению, что обитатели дома скорее
всего покинули его, и, если они и нашли смерть, то только не в этих стенах.
Вероятно, это случилось несколько лет назад. Огромное количество наскоро
сколоченных навесов (строения эти нельзя было назвать хижинами) указывало на
то, как сильно разросся их клан в последние годы. Было очевидно, что они
опустились на крайнюю ступень вырождения, о чем свидетельствовала
разломанная мебель и разбросанное по всему дому столовое серебро, явно давно
уже не знавшее ухода. И все же, несмотря на то, что дом был оставлен его
жуткими хозяевами, Страх обитал в нем по-прежнему, если только не возрос
многократно. По горам прокатилась волна новых зловещих преданий о доме на
Темпест-Маунтин, ужасном, опустевшем навещаемым мстительным призраком. Вот
этот-то дом и возвышался надо мною в ночь, когда я раскапывал могилу Яна
Мартенса.
Я назвал свои продолжительные раскопки идиотским занятием; оно и
действительно представляется таким, если учесть объект и метод раскопок. Мне
довольно быстро удалось докопаться до гроба, под крышкой которого я
обнаружил пригоршню праха и болше ничего. Охваченный яростным порывом, я
принялся копать дальше, словно намереваясь достать из-под земли призрак Яна
Мартенса собственной персоной. Один Бог знает, что в действительности я
надеялся найти; помню только неотвязную мысль о том, что раскапываю могилу
человека, чей дух бродит по ночам в окрестностях Темпест-Маунтин.
Трудно сказать, до каких чудовищных глубин дошел бы я, орудуя своей
лопатой, если бы она, пройдя сквозь тонкий слой глины, не провалилась в
пустоту. Что и говорить, происшедшее меня потрясло наличие подземных пустот
подтверждало мою сумасшедшую гипотезу. Вслед за лопатой в образовавшееся
отверстие полетел и я сам; во время падения моя лампа погасла, но я тут же
достал из кармана электрический фонарик и осветил им стены небольшого
горизонтального туннеля, бесконечно протянувшегося в обоих направлениях.
Туннель был достаточно широк, чтобы протиснуться сквозь него; и хотя ни один
человек, будучи в здравом уме, в тот момент не решился бы на столь дикий
поступок, я презрел опасность и бесстрашно пополз по узкому проходу в
направлении дома, корчась и извиваясь, как червяк.
Какими совами описать эту картину затерянный в бесконечном подземном
пространстве человек в диком исступления пробивается сквозь тесный туннель,
впиваясь ногтями в землю и чувствуя нехватку воздуха при каждом движении.
Боже, что это был за туннель! Его невероятные изгибы вели к черной бездне,
несовместимой с понятиями времени и пространства. О своей безопасности я
тогда и не помышлял; впрочем, об объекте