лавочника враз посуровело. А, так ты парнишка
Либби той самой, что вышла за кузена Иеремею. Где сейчас твоя родня небось,
сгинули все вслед за Лютером? Ты-то сам не думаешь ли начать выкидывать ваши
семейные штучки?
- Не понимаю, о чем вы говорите, озадаченно произнес Эбнер.
- Не понимаешь ну и не надо, хмыкнул лавочник. Так я тебе сразу все и
рассказал.
Больше Тобиас Уэтли не проронил ни слова. Завернув Эбнеру продукты и
взяв у него деньги, он демонстративно отвернулся к окну, всем своим видом
показывая, что ему нет никакого дела до посетителя. Однако, направляясь к
выходу, Эбнер чувствовал на себе его исполненный неприязни взгляд.
Яркое утро будто враз померкло для него, хотя солнце все так же
продолжало сиять с безоблачных небес. Он поспешно свернул с главной улицы и
почти бегом направился в свой угрюмый дом на берегу Мискатоника.
Поглощенный нерадостными мыслями, он не сразу заметил, что у веранды
его дома стоит ужасающе старая повозка с запряженной в нее дряхлой клячей,
которую держит под уздцы худенький темноглазый мальчуган. В повозке сидел
сурового вида седобородый старик; едва завидев приближавшегося Эбнера, он
подозвал к себе мальчика и, опираясь на его плечо, стал осторожно спускаться
на землю.
- Это наш прадедушка Зебулон Уэтли. Он хочет поговорить с вами, сказал
мальчишка подошедшему Эбнеру.
"Боже мой, так значит, это Зебулон. Как же он постарел", подумал Эбнер,
разглядывая старика. Зебулон приходился родным братом покойному Лютеру и
сейчас оставался единственным уцелевшим представителем старшего поколения
Уэтли.
- Прошу вас, сэр, почтительно сказал Эбнер, подавая руку старику.
- Это ты, Эбнер, произнес тот слабым дрожащим голосом и, вцепившись в
руку молодого Уэтли, неуверенно заковылял к дому. Мальчик поддерживал его с
другой стороны. Дойдя до крыльца, старик глянул на Эбнера из-под кустистых
седых бровей и тряхнул головой: Я бы не прочь присесть.
- Принеси стул с кухни, мальчик, приказал Эбнер.
Мальчишка бегом поднялся на крыльцо и исчез в доме. Вскоре он показался
снова, неся в руках грубо сколоченный стул. Старик осторожно уселся на него
и некоторое время молчал, тяжело дыша видно, даже эти несколько шагов от
повозки до крыльца дались ему с трудом. Наконец он поднял глаза на Эбнера и
внимательно осмотрел его с ног до головы, задержав взгляд на костюме своего
внучатого племянника, так непохожем на его домотканую одежду.
- Зачем ты приехал сюда, Эбнер? спросил он наконец, и Эбнер поразился
его голосу. Он был ясен и тверд от недавней дрожи в нем не осталось и следа.
Не дряхлый старец, но умудренный долгой жизнью муж сидел сейчас перед
Эбнером, ожидая ответа на свой вопрос.
Коротко и четко Эбнер объяснил причину своего приезда.
- Эхе-хе, покачал головой Зебулон, выслушав его. Стало быть, ты знаешь
не больше других и даже поменьше некоторых. Лютер, Лютер... Одному Богу
ведомо, кто он такой и зачем явился на этот свет. А сейчас Лютер умер и
переложил все это на тебя... Эбнер, я каждый день молю Всевышнего, чтобы он
поведал мне, зачем Лютер отгородился от всего Данвича в этом доме и запер
Сари, когда она вернулась из Иннсмута, но Всевышний не дает мне ответа и уж,
видно, не даст никогда. Но я скажу тебе, Эбнер за этим кроется что-то
ужасное, да, ужасное... И не осталось никого, кто бы осмелился винить в том
Лютера, а не бедняжку Сари... Ох, Эбнер, будь осторожен тут дело нечисто.
- Я намереваюсь только исполнить волю деда, сказал Эбнер.
Старик кивнул головой, но глаза его выражали тревогу.
- Как вы узнали, что я приехал, дядя Зебулон? - спросил Эбнер.
- Я знал, что ты приедешь... Слушай меня, Эбнер,. слушай внимательно.
Ты ведь тоже Уэтли так знай, что наш род проклят Богом. Все Уэтли сейчас в
аду и якшаются там с дьяволом, да и когда они еще жили на земле, дьявол был
их другом. Они могли вызывать с небес ужасных тварей, и те слетались на их
зов, да так, что воздух свистел, как во время урагана. А еще они общались не
то с людьми, не то с рыбами нет, эти твари были ни то, ни другое, но жили
они в воде и могли плавать очень далеко аж в открытое море. А то еще были
там другие твари те вдруг вырастали в одночасье и своим богомерзким обликом
приводили в дрожь всех, кто их видел... Охо-хо, а что случилось тогда на
Часовом Холме с Уилбером, сынком Лавинии, а потом еще