в библиотеке единственной из трех комнат
первого этажа, которая содержалась в относительном порядке и была заставлена
по стенам высоченными от пола до потолка стеллажами с наваленными на них
кипами пухлых, замшелых от древности и отталкивающих с виду томов.
Расширение городских пределов и последовавшее вслед за этим поглощение
Флэтбуша Бруклином прошло для Сейдама абсолютно незамеченным, да и город
постепенно перестал замечать его. Если пожилые люди при редких встречах на
улице еще узнавали его, то для молодого поколения он был не более чем
забавным толстым старикашкой, чей несуразный облик, включавший в себя
нечесаную седую шевелюру, всклокоченную бороду, потертую до блеска черную
пиджачную пару и старомодную трость с позолоченным набалдашником, неизмено
служил поводом для улыбок. До тех пор, пока этого не потребовала служебная
необходимость, Мелоуну не доводилось лично встречаться с Сейдамом, однако
ему не раз рекомендовали голландца как крупнейшего авторитета в области
средневекового оккультизма, и однажды он даже собрался было взглянуть на
принадлежащую его перу монографию, посвященную влиянию Каббалы4
на легенду о докторе Фаусте труд, который один из друзей детектива взахлеб
цитировал наизусть, но то обстоятельство, что книга была стремительно
раскуплена, и нигде невозможно было найти ни одного экземпляра, помешала
осуществлению сего намерения.
Сейдам стал представлять из себя дело после того, как какие-то его
отдаленные и чуть ли не единственые родственники потребовали вынесения
судебного определения о его невменямости. Требование это, каким бы
неожиданным оно ни показалось людям несведущим, явилось результатом
длительных наблюдений и ожесточенных споров внутри семьи. Основанием для
него послужили участившиеся в последнее время странные высказывания и
поступки почтенного патриарха: к первым можно было отнести постоянные
упоминания каких-то чудесных перемен, которые вот-вот должны явиться миру, к
последним недостойное пристрастие к самым грязным и подозрительным притонам
Бруклина. С годами он все меньше обращал внимание на свой внешний вид, и
теперь его можно было принять за заправского нищего, что, кстати, не раз
случалось с его друзьями, которые, к своему стыду и ужасу, замечали знакомые
черты в опустившемся бродяге, доверительно шепчущимся со стайками смуглых,
бандитского вида обитателей трущоб на станции подземки или на скамейке возле
Боро-Холл. Все разговоры с ним сводились к тому, что, загадочно улыбаясь и
через каждое слово вставляя мифологемы типа Зефирот , Асмодей и Самаэль , он
принимался распространяться о каких-то могущественных силах, которые ему уже
почти удалось подчинить своей власти. Судебное дознание установило, что
почти весь свой годовой доход и основной капитал Сейдам тратил на
приобретение старинных фолиантов, которые ему доставляли из Лондона и
Парижа, да на содержание убогой квартиры, снятой им в цокольном этаже одного
из домов в Ред-Хуке. В этой квартире он проводил чуть ли не каждую ночь,
принимая странные делегации, состоящие из экзотического вида иностранных и
отечественных подонков всех мастей, и проводя за ее наглухо зашторенными
окнами нечто вроде церковных служб и священнодействий. Сопровождавшие его по
пятам агенты докладывали о странных воплях и песнопениях, что доносились до
них сквозь громовой топот ног, служивший аккомпанементом этим ночным
сборищам, и невольно поеживались, вспоминая их нечестивую, неслыханную даже
для такого давно уже привыкшего к самым жутким оргиям района, как Ред-Хук,
экстатичность и разнузданность. Однако, когда началось слушание дела,
Сейдаму удалось сохранить свободу. В зале суда манеры его снова стали
изящными, а речи ясными и убедительными. Ему не составило труда объяснить
странности своего поведения и экстравагантность языка всецелой
погруженностью в особого рода научное исследование. Он сказал, что все
последнее время посвящал детальному изучению некоторых явлений европейской
культуры, что неизбежно требовало тесного соприкосновения с представителями
различных национальностей, а также непосредственного знакомства с народными
песнями и танцами. Что же касается абсолютно нелепого предположения о том,
что на его деньги содержится некая секретная преступная организация, так оно
лишь еще раз