какое-то особое волнение.
"Чужой - ну, конечно, вы должны были бы быть чужаком, иначе вы и не
думали бы о том, чтобы спать здесь, не думали бы о том, чтобы вообще тут
находиться. Люди сюда в последнее время не приезжают".
Он сделал паузу, и мое желание остаться увеличилось тысячекратно,
возбужденное тайной, которую, казалось, содержала его лаконичная фраза.
Несомненно, было что-то заманчиво подозрительное в этом месте, и даже
распространившееся зловоние плесени создавало впечатление множества скрытых
секретов. Снова я отметил угрожающую ветхость всего вокруг меня;
проявлявшуюся даже в слабых лучах одинокой крохотной лампы. Я ощущал унылый
холод; к сожалению, здесь не было никакого обогрева. Однако мое любопытство
было настолько велико, что я все еще страстно желал оставаться и узнать
что-нибудь об отшельнике и его мрачном жилище.
"Что ж, пусть будет так, как вам угодно, - ответил я. - Я не вправе
решать за других. Но все же мне хотелось бы получить место для того, чтобы
переждать ночь. Если люди не жалуют этот район, не объясняется ли это его
жалким состоянием? Конечно, я уверен в том, что владеть таким особняком -
большая удача, но если проблемы столь значительны, почему вы не найдете дом
поменьше? Зачем мучиться именно здесь - со всеми затруднениями и
неудобствами?"
Мой собеседник не казался оскорбленным, но ответил очень серьезно.
"Несомненно, вы можете остаться, если действительно этого желаете - от
вас не может быть никакого вреда, который мне ведом. Но есть люди, которые
утверждают, что здесь присутствуют какие-то странные вещи. Что касается
меня, то я продолжаю жить здесь, потому что так нужно. Я чувствую, что
должен охранять здесь одну вещь, которая удерживает меня. Единственное, что
мне необходимо - средства, здоровье и воля для того, чтобы должным образом
заботиться о доме и земле".
Мое любопытство еще более возросло, и я приготовился внимать каждому
слову моего хозяина; в его сопровождении я медленно пошел наверх после того,
как он разрешил мне войти в дом. Теперь уже было очень темно, и легкое
постукивание, доносящееся извне, свидетельствовало о том, что начался дождь.
Я был бы рад любой крыше над головой, но этот дом был вдвойне приятен из-за
загадочных тайн этого места и хозяина. Для неискоренимого любителя гротесков
нельзя была бы придумать лучшего приюта.
II
На втором этаже в лучше сохранившейся части находилась угловая комната,
в которую меня провел хозяин дома. В комнате было две лампы - маленькая и
немного побольше. По чистоте и убранству помещения и по книгам,
расположенным вдоль стен, я понял, что не ошибся в своем предположении
относительно того, что этот человек является джентльменом с соответствующими
вкусами. Без сомнения, для него были характерны уединенность и
эксцентричность, но он все еще соблюдал определенный этикет и имел явно
интеллектуальные интересы. Когда он жестом предложил мне сесть в кресло, я
начал беседу на самые общие темы и с удовлетворением отметил его
разговорчивость. В любом случае, он, кажется, был рад возможности поговорить
с кем-либо и даже не пытался уклониться от обсуждения своих личных дел.
Как я узнал, его звали Антуан де Рюсси, и он был представителем
древнего знатного рода плантаторов штата Луизиана. Более ста лет назад его
дед, еще очень молодой, переселился в район южной Mиссури и основал там
новое роскошное поместье своей фамилии, построив этот украшенный колоннами
особняк и окружив его всеми дополнительными постройками большого
плантационного хозяйства. В свое время в стоявших здесь на плоском участке
позади дома хижинах проживало до двухсот негров (теперь эта территория была
залита рекой). Ночами слышались их пение, смех и игра на банджо, что
придавало особое очарование той цивилизации и социальному устройству,
которое ныне, к сожалению, ушло в прошлое. Перед особняком, где росли
высокие развесистые дубы и ивы, находилась лужайка, подобная широкому
зеленому ковру, всегда обильно увлажненная и аккуратно подстриженная; ее
огибала большая, вымощенная камнями цветочная клумба. В те дни это поместье,
называющееся Берег реки, представляло собой прекрасное место, царство
идиллии; и мой хозяин мог припомнить множество признаков того