Наконец, с трудом очнувшись от летаргического ужаса, я снова сдвинулся
с места и стал следовать отпечаткам на полу. Я не мог даже предположить, кто
был убийцей, так же как не мог объяснить отсутствие слуг. Я смутно ощущал,
что должен подняться в аттическую комнату Марша, но прежде, чем эта идея
окончательно созрела в моем мозгу, я увидел, что кровавый след действительно
ведет меня туда. Был ли Марш убийцей? Неужели его свела с ума напряженная
атмосфера в доме, и он внезапно сорвался?
В аттическом коридоре след ослабел, и отпечатки почти исчезли, сливаясь
с темным ковром. Однако я все еще мог различить странную одинокую линию,
предшествующую основному следу; она вела прямо к закрытой двери студии
Марша, исчезая примерно в середине щели под ней. Очевидно, она пересекла
порог в тот момент, когда дверь была широко открыта.
Мое сердце тяжело стучало от усталости, но я взялся за ручку двери и
обнаружил, что она не заперта. Открыв ее, я немного постоял в тусклом свете
вечернего зарева, чтобы подготовиться к тому новому кошмару, который мог
ожидать меня. На полу явно было что-то, напоминающее человека, и я включил
лампу.
Как только вспыхнул свет, я увидел этот ужасный предмет - это был
бедняга Марш, - а затем я в неверии и отчаянии уставился на то живое
существо, что дрожало и смотрело на меня из открытого дверного проема,
ведущего в спальню Марша. Это был взъерошенный человек с безумным взглядом,
покрытый засохшей кровью и держащий в руке жуткое мачете, которое служило
одним из украшений на стене студии. Однако даже в этот чудовищный момент я
узнал в нем того, кто, по моему мнению, должен был быть в тысяче миль
отсюда. Это было мой сын Дени - или безумец, который когда-то было Дени.
Мое появление вроде бы частично привело его в сознание или, по крайней
мере, вернуло память моему несчастному мальчику. Он выпрямился и попытался
поднять голову, как будто старался отряхнуться от мрачного воздействия
окружающей обстановки. Я не мог вымолвить ни слова, но лишь двигал губами.
Мой взгляд на мгновение упал на фигуру, лежащую на полу перед тяжело
задрапированным плотной тканью мольбертом - фигуру, к которой вел странный
кровавый след и которая, казалось, была оплетена какими-то темными вязкими
нитями. Направление моего взгляда, очевидно, нашло отклик в смятенном
сознании Дени, поскольку он внезапно начал бормотать хриплым шепотом
какие-то слова, смысл которых я скоро ухватил.
"Я должен был уничтожить ее... она была дьяволом... верховной жрицей
вселенского зла... отродье бездны... Марш знал и пытался предупредить меня.
Добрый старина Фрэнк - я не убивал его, хотя и был готов к тому прежде, чем,
наконец, все понял. Но я понял - и уничтожил ее... а затем эти проклятые
волосы..."
Я в ужасе слушал его; Дени на секунду поперхнулся от волнения,
остановился, и снова продолжил.
"Ты не знал... ее письма стали странными, и я понял, что она влюбилась
в Марша. Потом она почти прекратила писать. Он никогда не упоминал о ней, и
я чувствовал, что что-то не так. Я подумал, что должен возвратиться и
выяснить, в чем дело. Я не стал предупреждать тебя, поскольку ты вряд ли
согласился бы со мной. Я хотел удивить их. Приехав сегодня около полудня, я
зашел в дом и отослал всех слуг, оставив только полевых рабочих, поскольку
их хижины находятся вне пределов слышимости. Я сказал Мак-Кэйбу, чтобы тот
получил для меня кое-какие вещи на мысе Жирардо и не особо старался
вернуться завтрашнего дня. Я велел Мэри отвезти всех негров на старом
автомобиле в деревню Бенд-Виллэдж на отдых, сообщив им, что мы собираемся
отъехать на что-то вроде пикника и не будем нуждаться в их услугах. Затем я
сказал тем, кто остался охранять негритянские домики, что им лучше остаться
на всю ночь у двоюродного брата дяди Сципа".
Речь Дени стала совершенно бессвязной, и мне пришлось напрягать слух,
чтобы разбирать каждое слово. Мне вновь показалось, что я слышу отдаленный
дикий вопль, но Дени продолжил свой рассказ.
"Я увидел, что ты спишь нижней комнате и вряд ли вскоре проснешься.
Затем я стал тихо красться наверх, чтобы застать врасплох Марша и... ту
женщину!"
Мой сын вздрогнул, не решившись произнести имя Марселин. В тот же
момент я увидел, что его глаза расширились одновременно с разорвавшим