Говард Ф.Лавкрафт

Модель для Пикмэна

поскорее

добраться до того места. Мы действительно сделали пересадку на Южной

станции, где-то возле полуночи спустились по ступеням на Бэттери-стрит и по

набережной Конституции пошли вдоль старого порта. За дорогой я особенно не

следил, а потому не могу точно сказать вам, ще именно мы свернули, однако

уверен, что это была не Гринаф Лэйн.

Как только мы свернули, я увидел, что нам предстоит небольшой подъем по

узкой и пустынной улочке, грязнее и стариннее которой мне еще не доводилось

видеть за всю свою жизнь. Со всех сторон ее окружали рассыпающиеся от

ветхости фронтоны домов, искривленные от старости оконные проемы глазели на

нее, а архаичные дымоходы устремляли в освещенное лунным светом небо свои

полуразвалившиеся трубы. Пожалуй, там не нашлось бы и трех зданий,

построенных после времен Коттона Матера - я лично увидел, по меньшей мере,

два дома с характерными для прошлого века навесами над крышами, а однажды,

как мне показалось, разглядел заостренную линию почти забытой ныне

двускатной крыши, хотя антиквары в один голос утверждают, что в Бостоне

таких уже не осталось.

С той улицы, освещенной тусклым светом редких фонарей, мы свернули

налево на столь же пустынный и еще более узкий проулок, где свет вообще не

горел, и примерно через минуту сделали еще один поворот, кажется, под тупым

углом - уже в полную темноту. Вскоре после этого Пикмэн извлек из кармана

фонарь и высветил его лучом ветхую, изрядно изъеденную червями деревянную

дверь. Отперев ее, он проводил меня в пустую прихожую, обшитую тем, что

некогда являлось прекрасными дубовыми панелями, - совсем простыми,

разумеется, но невольно наводящими на мысль об обитателях времен Андроса,

Фипса и других колдунов. После этого он провел меня в располагавшуюся слева

дверь, зажег масляную лампу и предложил чувствовать себя, как дома.

Скажу откровенно, Элиот, любой человек с улицы посчитал бы меня крутым

парнем, однако от того, что я увидел на стенах той комнаты, уверяю вас, мне

едва не сделалось дурно. Там были картины, которые Пикмэн никогда бы не смог

написать или хотя бы выставить на Ньюбэри-стрит, - и я убедился в его

правоте, когда он сказал, что "решил немного раскрепоститься"... Давайте

выпьем еще, - по крайней мере, мне это просто необходимо!

Совершенно бесполезно описывать вам то, на что все это было похоже,

поскольку буквально повсюду я лицезрел чудовищный, дьявольский ужас,

отвратительную мерзость и чуть ли не ощущал смертельное зловоние, которое

исходило буквально ото всего, к чему я мог прикоснуться. На тех полотнах не

было ни намека на экзотическую технику живописи, которую можно наблюдать в

работах Сиднея Сайма, или на транс-сатурнические ландшафты и лунные грибы,

которыми привык леденить кровь зрителей Кларк Эштон Смит. Фоном картин

Пикмэна являлись преимущественно старые кладбища, непроходимые леса,

прибрежные утесы, кирпичные туннели, старинные, обшитые панелями комнаты или

просто каменные склепы. Располагавшаяся неподалеку от того дома

кладбищенская территория холма Коппа могла бы показаться в сравнении с

увиденным лужайкой для веселых прогулок.

Все же безумие и чудовищность его картин были воплощены в фигурах,

помещенных на переднем плане, поскольку в своем зловещем, демоническом

мастерстве Пикмэн продолжал оставаться сторонником исключительно портретной

живописи. Изображенные тела редко бывали полностью человеческими, причем

последнее качество присутствовало в них в самой разной степени. Практически

все существа оставались двуногими, но сверху имели неуклюжие, в чем-то даже

собачьи торсы, а структура тканей большинства из них отчасти напоминала

резину. Бр-р-р! Они до сих пор стоят у меня перед глазами!

То же, чем они занимались, - о, не спрашивайте меня в деталях, что это

было такое. Как правило, они ели - не скажу, на чем и что именно. Иногда они

были изображены группами на кладбище или в каком-то подземном проходе, и

часто в состоянии драки за свою добычу - а точнее, за найденный клад. А

какую дьявольскую выразительность Пикмэн подчас придавал этим слепым мордам

участников кладбищенской вакханалии! Иногда создания были изображены

запрыгивающими ночью в открытые окна или сидящими на корточках на груди

своих жертв, вонзившими зубы в их глотки. На одном из полотен было