вещи, которые они не были в состоянии понять, а по ночам
раздавался смех, источник которого они не могли установить!
Дорогой мой, если вы возьмете десяток любых домов, которые были
построены до 1700 года и впоследствии никуда не перевозились, то готов
поклясться, что в подвалах восьми из них я отыщу что-нибудь пикантное, во
всяком случае, такое, что заслуживало бы самого пристального внимания. Ведь
едва ли проходит месяц, чтобы вы не прочитали в газетах про то, как рабочие
обнаружили в том или ином месте сложенные из кирпича арки и стены, которые
ведут в никуда, - да что там ходить далеко за примерами, взять хотя бы
прошлогодние раскопки на Хэнчмен-стрит. Там обитали ведьмы и те духи,
которых они вызывали; скрывались пираты, прятавшие награбленное в морских
плаваниях; контрабандисты и разбойники - в общем, скажу вам, в старое время
люди знали, как жить и как расширять границы жизни! А ведь это был не
единственный мир, знакомый смелым и мудрым людям, уверяю вас! И сравните все
это с тем, что мы видим сегодня, - все эти бледно-розовые, изнеженные мозги
так называемых художников, которые содрогаются от страха и бьются в корчах,
если картина хотя бы на малую толику выходит за рамки традиционных
представлений о вкусах обитателей чайных салонов на Бикон-стрит!
Единственным спасительным обстоятельством дня сегодняшнего является то,
что он слишком глуп, чтобы пристально присмотреться к прошлому. Что могут
карты, записи и путеводители рассказать о настоящем Норт-Энде? Эге! Я готов
наугад провести вас по тридцати, а то и сорока улицам и переулкам,
хитросплетениям всевозможных узких проходов к северу от Принс-стрит, о
существовании которых не подозревает даже десяток ныне живущих там существ,
если не считать наводнивших их иностранцев. А что все эти болваны знают об
их подлинном значении? Нет, Турбер, эти древние места пребывают пока в
великолепной неподвижной дреме, но они переполнены такими чудесами и
ужасами, которые ни за что не встретишь в общедоступных местах, и все же ни
одна живая душа не понимает и не может извлечь из них никакой пользы. Точнее
сказать, одна живая душа все же отыщется, поскольку я ведь не зря копался в
прошлом!
Похоже на то, что вас все это действительно заинтересовало. А как вы
отнесетесь к тому, если я скажу вам, что обосновал там еще одну студию,
находясь в которой способен ухватить ночной дух античного ужаса и нарисовать
такое, о чем даже не посмел бы подумать на Ньюбэри-стрит? Разумеется, я даже
не подумал рассказать об этом всем нашим проклятым клубным "старым девам" -
Рейду, например, черт бы его побрал, который продолжает нашептывать повсюду,
будто я являюсь каким-то чудовищем, привязанным к саням, которые, дескать,
мчатся по желобу "обратной эволюции". Да, Турбер, я давно решил про себя,
что просто должен срисовывать ужасное, как и прекрасное, с самой жизни, а
потому исследовал те места, ще, как я знал, обитает этот самый ужас.
Я откопал одно место, о существовании которого, кроме меня, наверняка
не знают даже и трое ныне живущих старожилов. Кстати, расположено оно не так
уж далеко от ветки наземного метро, хотя на самом деле отстоит от нынешней
жизни на века. А нашел я его благодаря странной старой кирпичной стене в
подвале - вроде той, о которой я вам рассказывал. Лачуга эта вот-вот готова
разрушиться, а потому там никто не живет, и я даже не стану смущать вас
упоминанием той мизерной суммы, которую я плачу, снимая ее. Все окна там
заколочены, но мне это даже еще больше нравится, поскольку в моей работе
солнечный свет не нужен. Рисую я в подвале, где вдохновение оказывается
особенно сильным, хотя на первом этаже довольно неплохо обставил жилые
комнаты. Владеет всем этим какой-то сицилиец, а само помещение я снял под
фамилией Петере.
Если вы в настроении, я мог бы проводить вас туда сегодня же. Думаю,
вам понравятся эти картины, поскольку, как уже сказал, я позволил себе там
немного раскрепоститься. Путь туда недалекий, и иногда я предпочитаю идти
пешком, а не брать такси, чтобы не привлекать излишнего внимания. На Южной
станции мы можем сделать пересадку на Бэтери-стрит, откуда до места рукой
подать.
Что и говорить, Элиот, после таких речей я был готов не просто идти, а
броситься со всех ног в поисках свободного кэба, только чтобы