Говард Ф.Лавкрафт

Наследство Пибоди

в голову сопоставить два разные события: появление в усадьбе нового

человека из семейства Пибоди и новое чудовищное преступление, по всем

признакам чрезвычайно похожее на те трагедии, которые молва всегда связывала

с одним из членов вашего рода.

- Но это же абсурд!

- Безусловно, вы правы, поспешно согласился старый адвокат, но в голосе

его, вполне любезном и дружелюбном, не чувствовалось уверенности, однако все

обстоит именно так, как я вам описал. И потом, сейчас уже апрель, и до

Вальпургиевой ночи осталась меньше месяца.

Боюсь, при последних его словах я побледнел настолько, что это уже не

могло остаться незамеченным.

- Полноте, мистер Пибоди, сказал Хопкинс, неудачно пытаясь войти в

шутливо-фамильярный тон, уж вы-то наверняка знаете, что здесь все и всегда

считали вашего прадеда чернокнижником и колдуном!..

Когда я несколько минут спустя покидал дом этого славного джентльмена,

мысли мои пребывали в ужаснейшем беспорядке. Несмотря на приводившие меня в

ярость презрительные и как я не без злорадства отметил испуганные взгляды

встречных обывателей, я был гораздо сильнее обеспокоен одним внезапно

закравшимся мне в душу подозрением: а не было ли и впрямь какой-то связи

между событиями этого дня и тем, что привиделось мне прошлой ночью? Итак,

попробуем рассуждать здраво: накануне мой незабвенный предок является мне в

ряде неясных и причудливых сновидений, а на следующий день о нем вдруг

заходит разговор при обстоятельствах, уже гораздо более зловещих и что

особенно важно более реальных. Хотя, с другой стороны, я узнал в городке не

так уж много, разве что выяснил причину неприязненного отношения местных

жителей к Эзафу Пибоди они, народ в большинстве своем невежественный и

суеверный, считали его магом, колдуном, злым волшебником в общем, тем, кто

знается почем зря со всякой нечистой силой; но это было всего лишь их

субъективное мнение. Не стараясь теперь уже соблюдать хотя бы видимость

приличия, я протолкался сквозь группу людей, которые, в свою очередь

шарахались от меня, как от прокаженного, уселся в свой автомобиль и поехал

обратно в усадьбу. По приезде нервы мои подверглись еще одному испытанию к

двери был прибит гвоздями большой кусок фанеры, на котором кто-то из моих

безграмотных соседей коряво нацарапал карандашом: ПРОВАЛИВАЙ ПРОЧ А ТО БУДИТ

ХУДО .

3

Отчасти, быть может, под влиянием всех описанных выше неприятных

событий следующая ночь прошла еще тревожнее, чем две предыдущих.

Единственным, хотя и немаловажным, отличием была достаточно последовательная

смена видений и цельность общей картины сна. Опять мне являлся мой прадед

Эзаф Пибоди, но сейчас отдельные черты его внешности, ранее не бросавшиеся в

глаза, как бы разрослись, обрели пугающие вес и значимость. Огромный черный

кот был при нем и тоже выглядел весьма угрожающе шерсть дыбом, уши нацелены

прямо вперед, хвост поднят торчком; в таком виде эта тварь сопровождала

своего хозяина, беззвучно скользя у его ноги или чуть позади. Старик нес в

руках какой-то предмет не могу сказать в точности, что это было, поскольку

изображение начало расплываться и я увидел только большое белое или

бледно-розовое пятно. Он двигался через лес, через поля и огороды, мимо

темных домов и отдельно стоящих деревьев; он проходил какими-то узкими

коридорами, а один раз могу поклясться я видел его внутри глухого закрытого

склепа или гробницы. Кроме того, я неоднократно узнавал в декорациях снов

отдельные внутренние помещения старой усадьбы. Этой ночью у Эзафа Пибоди

объявился еще один постоянный спутник Черный Человек, не негр, нет, гораздо

чернее, чернее ночи, чернее самой тьмы. Он держался все время немного

поодаль, и лишь иногда я угадывал страшный уродливый лик в том сгустке

мрака, из глубины которого мрачно сверкали два огненно-красных глаза. Были

там еще всевозможные мелкие твари, то и дело мелькавшие рядом со стариком:

крысы, летучие мыши. еще какие-то отвратительные существа помесь крысы и

человека. Временами до меня даже доносились звуки сдавленный крик, детский

плач и одновременно дикий торжествующий хохот, а затем чей-то монотонный

голос нараспев произнес: Эзаф уже возвращается. Эзаф уже начинает расти .

Когда я наконец очнулся и увидел, как предрассветные сумерки медленно