которой суждено было стать, так сказать, фоном баталии.
Уже минуло девять, когда наша компания верхом на ослах, прозванных в
честь таких царственных особ и именитых гостей Египта, как Рамзес, Марк
Твен, Дж.П.Морган и Миннехаха, неторопливо двинулась через лабиринты улиц,
минуя то восточные, то европейские кварталы. По мосту с бронзовыми львами мы
пересекли мутные воды Нила, утыканного лесом мачт, и задумчивым легким
галопом направились по обсаженной лебахиями дороге, ведущей в Гизу. Путь наш
длился немногим более двух часов. Подъезжая к месту, мы встретили остатки
туристов, возвращавшихся в Каир, и поприветствовали последний трамвай,
следовавший туда же. Наконец, мы остались лицом к лицу с ночью, прошлым и
луной.
А потом перед нами выросли пугающие громады пирамид. Казалось, они
таили в себе некую допотопную угрозу, чего я не заметил прежде, при дневном
свете. Теперь же даже наименьшая из них заключала в себе как бы намек на
что-то потустороннее. Впрочем, разве не в этой именно пирамиде во времена
шестой династии была погребена царица Нитокрис коварная Нитокрис,
пригласившая однажды всех своих врагов к себе на пир в храм под Нилом и
утопившая гостей, приказав отворить шлюзы? Я вспомнил, что о Нитокрис среди
арабов ходят странные слухи? и что при определенных фазах луны они
сторонятся Третьей пирамиды. Да и не эту ли царицу имел в виду поэт Томас
Мур, когда слагал следующие строки (их любят повторять мемфисские
лодочники):
Живет в подводных тайниках,
Вся в золоте и жемчугах,
Та нимфа, что слывет в веках
Хозяйкой Пирамиды?
Как мы ни спешили, Али Зиз и его клевреты оказались расторопнее. Мы еще
издали приметили их ослов: фигуры животных четко вырисовывались на фоне
пустынного плато. Вместо того, чтобы следовать прямой дорогой к отелю
Мена-хаус , где нас могла увидеть и задержать сонная безобидная полиция, мы
свернули к Кафрел-Хараму, убогой туземной деревушке, расположенной рядом со
Сфинксом и послужившей местом стоянки для ослов Али Зиза. Грязные бедуины
привязали верблюдов и ослов в каменных гробницах придворных Хефрена, а затем
мы вскарабкались по скалистому склону на плато и песками прошли к Большой
пирамиде. Арабы шумным роем обсыпали ее со всех сторон и принялись
взбираться по стертым каменным ступеням. Абдул Раис предложил мне свою
помощь, но я в ней не нуждался.
Почти каждому, кто путешествовал по Египту, известно, что исконная
вершина пирамиды Хеопса источена веками, в результате чего получилась
относительно плоская площадка в двенадцать ярдов по периметру. На этом-то
крохотном пятачке мы и расположились, образовав как бы живой ринг, и уже
через несколько секунд бледная луна пустыни сардонически скалилась на
поединок, который, если не брать в расчет характер выкриков со стороны
болельщиков, вполне мог бы происходит в любом американском спортивном клубе
низшей лиги. Здесь так же, как и у нас, не ощущалось нехватки в запрещенных
приемах, и моему не вполне дилетантскому глазу практически каждый выпад,
удар и финт говорил о том, что противники не отличаются разборчивостью в
методах. Все это длилось очень недолго, и, несмотря на свои сомнения
относительно использовавшихся приемов, я ощутил нечто вроде гордости за свою
собственность, когда Абдул Раис был объявлен победителем.
Примирение свершилось с необыкновенной быстротой, и среди последовавших
за ним объятий, возлияний и песнопений я готов был усомниться в том, что
ссора имела место на самом деле. Как ни странно, но мне также показалось,
что я в большей степени приковываю к себе внимание, нежели бывшие
антагонисты. Пользуясь своими скромными познаниями в арабском, я заключил из
их слов, что они обсуждают мои профессиональные выступления, где я
демонстрирую свое умение освобождаться от самых различных пут и выходить из
импровизированных темниц. Манера, в которой велось обсуждение, отличалась не
только изумительной осведомленностью обо всех моих подвигах, но и явным
недоверием и даже враждебностью по отношению к ним. Только теперь я
постепенно стал осознавать, что древняя египетская магия не исчезла
бесследно, но оставила после себя обрывки тайного оккультного знания и
жреческой культовой практики, каковые сохранились среди феллахов в форме
суеверий столь