Говард Ф.Лавкрафт

Сны в ведьмином доме

вместе, чтобы предаться таким отвратительным занятиям и

таинствам, что их даже невозможно назвать обычному человеку. Для Аркхэма это

всегда было самое тяжелое время в году, хотя благородная публика с

Мискатоникского Авеню, Хай-стрит или улицы Селтонстол и предпочитает

изображать полное неведение на сей счет. Страшные дела творятся тогда в

городе; бывает, даже пропадают дети. Джо хорошо разбирался в таких вещах:

еще на родине бабка рассказывала ему разные жуткие истории, которые слышала,

в свою очередь, от своей бабки. Мудрые люди советуют на это время

вооружиться четками и побольше молиться. Вот уже три месяца, как старуха

Кеция и Бурый Дженкин не попадаются на глаза ни самому Мазуревичу, ни его

земляку и соседу Павлу Чонскому -- вообще никому в городе. Это недаром. Раз

они держатся в тени, значит, что-то

задумали.

16 числа Джилмен побывал, наконец, у врача, и был очень удивлен, узнав,

что если у него и есть температура, то не такая высокая, как он боялся.

Доктор внимательно расспросил его о симптомах и порекомендовал обратиться к

специалисту по нервным болезням. Джилмен даже обрадовался, что не попал на

прием к прежнему университетскому врачу, человеку еще более дотошному.

Старик Уолдрон, недавно оставивший практику, уже как-то раз настоял на том,

чтобы Джилмен сделал длительный перерыв в своих занятиях; то же самое он

сделал бы и сейчас -- но разве можно было бы остановиться именно в тот

момент, когда вычисления сулили столь блестящие результаты! Несомненно, он

уже нащупывал границу четвертого измерения, и кто знает, насколько далеко он

может продвинуться в своих поисках?

Но даже при мысли о возможном успехе Джилмена не оставляло недоумение

по поводу того, откуда, собственно, он черпает такую уверенность. Неужели и

гнетущее чувство неотвратимой розы исходит всего лишь от строчек

математических формул, которыми день за днем заполнял он бесчисленные листки

бумаги? Воображаемые шаги над потолком, мягкие и крадущиеся ужасно

раздражали. Появилось какое-то новое и все усиливающееся ощущение: Джилмену

казалось, будто что-то или кто-то склоняет его к чему-то ужасному, чего он

ни при каких условиях не должен делать. А лунатизм? Куда он отправлялся по

ночам во сне? И что это был за звук, вернее, слабый отголосок какого-то

звука, то и дело прорывавшийся сквозь невообразимое смешение уже привычных

шумов даже в дневное время, когда он и не думает спать? Едва различимый,

этот звук подчинялся какой-то странной ритмической закономерности, не

похожей ни на что земное, кроме, может быть, ритмов самых сокровенных гимнов

Шабаша, названий которых не смеет произносить смертный. Иногда Джилмен со

страхом думал, что есть в этом ритме и нечто от того скрежета и рева, что

заполнял мрачные пропасти его сновидений.

Сны, между тем, становились все ужаснее. В первой, менее глубокой их

части, злобная старуха появлялась теперь в дьявольски отчетливом облике, и

Джилмен убедился, что именно она так напугала его во время давнишней

прогулки по старым городским кварталам. В этом невозможно было усомниться --

достаточно было взглянуть на ее согбенную спину, длинный нос и морщинистое

лицо, легко было узнать и бесформенное коричневое платье. Лицо старухи

носило выражение самой гнусной злобы и омерзительного возбуждения; по утрам

Джилмен вспоминал ее каркающий голос, настойчивый и угрожающий. Он должен

был предстать перед Черным Человеком, и вместе с ним справиться к трону

Азатота, что находится в самом сердце хаоса, -- вот чего требовала старуха.

Там своею собственной кровью распишется он в книге Азатота, раз уж удалось

ему самостоятельно дойти до сокровенных тайн. Джилмен почти готов был

подчиниться и отправиться вместе с ведьмой, Бурым Дженкином и тем, третьим,

к трону хаоса, туда, где бездумно играют тонкие флейты; его останавливало

только упоминание об Азатоте -- из книги "Некрономикон" он знал, что этим

именем обозначают исконное зло, слишком ужасное, чтобы его можно было

описать.

Старуха всегда появлялась, будто из пустоты, вблизи того угла, где

наклонный потолок встречался с наклонной стеной. Кажется, она

материализовывалась ближе к потолку, чем к полу; в каждом новом сне она

понемногу приближалась к Джилмену, и он видел ее все отчетливее. Бурый

Дженкин тоже