Говард Ф.Лавкрафт

Сны в ведьмином доме

континиума; возможно, вероятно и обратное. Этот

вопрос подлежит дальнейшему обсуждению, однако, с полной уверенностью можно

утверждать, что изменения в живом организме, сопровождающие переход с одного

пространственного уровня на другой, более высокий, не сопряжены с

какими-либо разрушительными последствиями для биологической целостности

этого организма, насколько мы ее понимаем. Джилмен не мог с достаточной

ясностью обосновать этот последний пункт своих рассуждений, но такая

незначительная недоработка, несомненно, вполне компенсировалась замечательно

ясным пониманием многих других очень сложных проблем. Профессору Апхэму

особенно импонировали иллюстрации Джилмена к вопросу об известной близости

высшей математики к некоторым сторонам древней магии, таинства которой дошли

до нас из неизмеримо далеких эпох -- доисторических, а может быть, и

дочеловеческих -- когда познания о Вселенной и ее законах были куда шире и

глубже наших.

В начале апреля Джилмен почувствовал нешуточное беспокойство по поводу

своей затянувшейся болезни. Внушали тревогу и рассказы соседей: их нельзя

было толковать иначе, как свидетельство появления у Джилмена симптомов

лунатизма.

Судя по всему, во сне он покидал свою постель -- сосед снизу часто

слышал скрип половиц в его комнате в предутренние часы. Тот же сосед

утверждал, что по ночам сверху раздается и стук башмаков, но это была

ошибка: каждое утро Джилмен находил свою одежду и обувь точно в том же

месте, где оставлял их на ночь. Поистине, в этом ужасном старом доме

развивались слуховые галлюцинации -- разве самому Джилмену не пришлось

убедиться в этом, после того как даже в дневное время ему стало казаться,

что из черных пустот за наклонной стеной и над скошенным потолком доносятся,

помимо крысиной возни, и какие0то другие звуки? Его болезненно обостренный

слух начал различать в давно заложенной части чердака прямо над комнатой

слабые отзвуки чьих-то шагов, и иногда эти галлюцинации казались ему

ужасающе реальными.

В одном сомнений быть не могло: Джилмен страдал лунатизмом. Дважды в

ночное время его комнату находили пустой, хотя вся одежда была на месте. Он

узнал об этом от своего товарища -- студента Фрэнка Илвуда, вынужденного по

бедности поселиться в том же мрачном и нелюбимом горожанами доме. Илвуд,

прозанимавшись как-то до глубокой ночи, решил обратиться к Джилмену за

помощью -- ему никак не давались несколько дифференциальных уравнений, -- но

в комнате на верхнем этаже никого не было. Конечно, со стороны Илвуда было

довально-таки бесцеремонно открывать даже и незапертую дверь чужой комнаты и

заглядывать внутрь, не получив ответа на настойчивый стук, но ему

действительно требовалась помощь, и он понадеялся что сосед сверху не

слишком огорчится, если его достаточно вежливо растолкать. Илвуд поднимался

наверх примерно в то же время и еще через несколько дней, но Джилмена снова

не оказалось дома. Выслушав его рассказ, последний не мог не задаться

вопросом, где же он был ночью, босой, в одной пижаме? Он решил обязательно

исследовать эту загадку, если только ночные хождения не прекратятся; можно

например, посыпать мукой пол в коридоре, чтобы с утра выяснить, куда

ведут следы. Несомненно, покинуть комнату он мог только через дверь,

поскольку с внешней стороны дома у окна не было никаких выступов или хотя бы

неровностей, по которым можно было бы выбиться наружу.

К середине апреля болезненно обостренный слух Джилмена подвергся новому

испытанию -- до его комнаты стали доноситься тонкие заунывные причитания

суеверного заклинателя духов по имени Джо Мазуревич -- он снимал квартиру в

первом этаже. Мазуревич имел обыкновение рассказывать длинные, бессвязные

истории о призраке старухи Кеции и маленьком косматом зверьке с необычайно

острыми клыками, вечно что-то вынюхивавшем; по его словам, эта парочка

настолько навязчиво преследовала его своими явлениями, что пришлось

воспользоваться серебряным распятием (специально выданным для этой цели

отцом Иваницким из церкви Св.Станислава), чтобы избавиться от нее. Джо

молился так усердно, потому что приближалась ночь Великого Шабаша. Ночь

накануне первого мая называется Вальпургиевой; в это время самые страшные

силы зла покидают ад и переносятся на Землю, а все подданные сатаны