пыли -- все, что осталось от каких-то других бумаг, видимо,
еще более древних. Все без исключения фрагменты, поддававшиеся чтению,
касались черной магии, причем наиболее сложных и жутких ее разделов; явно
недавнее происхождение некоторых рукописей до сей поры составляет неменьшую
загадку, чем найденные там же человеческие кости. Еще одна неразгаданная
тайна -- неразборчивый старомодный почерк автора рукописей: почерк этот был
одним и тем же как в недавних записях, так и в тех, что были сделаны, судя
по их состоянию и водяным знакам на бумаге, не менее чем за 150-200 лет до
описываемых событий. Многие, однако, придерживаются мнения, что наибольшую
загадку представляет собой происхождение разнообразных и крайне необычных
предметов, в разной степени сохранности обнаруженных в развалинах, --
предметов, чье назначение, материалы и способы изготовления совершенно не
поддаются определению. Один из таких предметов, вызвавший наиболее глубокий
интерес у университетских специалистов, представлял собою сильно
поврежденную копию уродливой формы вещицы, переданной Джилменом в
университетский музей, и отличался от последней разве только более крупными
размерами, материалом (то был не металл, а камень синего цвета), и наличием
подножия странной угловатой формы, покрытого надписями, которые до сих пор
не удалось расшифровать.
По сей день остаются бесплодными и попытки целого ряда археологов и
антропологов истолковать рисунки, вырезанные на расколотой чаше из легкого
металла; при ее обнаружении на внутренней поверхности были замечены странные
бурые пятна довольно зловещего вида. Внимание многих иностранцев и
доверчивых старушек привлек и дешевый никелевый крестик современной работы
на оборванной цепочке, также найденный в мусоре и признанный дрожащим от
ужаса Джо Мазуревичем за тот самый, который он много лет назад подарил
бедняге Джилмену. Некоторые думают, что крестик затащили в каморку на
чердаке крысы; другие полагают, что он просто валялся где-нибудь в углу
старой комнаты Джилмена. Кое-кто, и Джо в том числе, выдвигают на сей счет
настолько дикие и фантастические теории, что их просто невозможно принимать
в расчет.
Когда вскрыли наклонную северную стену в комнате Джилмена, оказалось,
что мусора в ней куда меньше, чем следовало бы ожидать, судя по количеству
обломков, упавших в комнату; однако, то, что было там найдено, повергло
рабочих в неописуемый ужас. Нижняя часть когда-то замкнутого пространства
представляла собою настоящий склеп, устланный толстым слоем детских костей
-- от довольно свежих до таких старых, что они рассыпались в прах от
прикосновения. Поверх костей лежал огромный нож, несомненно, старинной
работы, с причудливым, в своем роде изысканным орнаментом; сверху он был
завален мусором.
В этом-то мусоре, зажатым между куском кирпичной кладки из печной трубы
и упавшей откуда-то широкой доской, и был найден предмет, вызвавший в
Аркхэме куда больше удивления, скрытого страха и суеверных домыслов, чем
любая другая находка в проклятом доме. То был частично разрушенный скелет
огромной дохлой крысы, строение которого настолько разительно отличается от
нормы, что до сих пор вызывает и горячие споры, и странные умолчания
сотрудников кафедры сравнительной анатомии Мискатоникского университета.
Лишь очень скупые сведения о скелете стали достоянием широкой публики -- в
основном, они были получены от строительных рабочих, участвовавших в сносе
старого дома и рассказывавших о клочках
длинной бурой шерсти, прилипшей к старым костям.
По слухам, строение пятипалых лапок найденного скелета крысы даст
основание заключить, что на каждой из них один палец был противопоставлен
всем остальным -- черта, совершенно естественная, скажем, для миниатюрной
обезьянки, но никак не для крысы. Кроме того, маленький череп с ужасными
желтыми клыками имеет, как рассказывают, крайне необычную форму, и если
рассматривать его под определенным углом, выглядит как многократно
уменьшенная, мерзко искаженная копия человеческого черепа. Обнаружив это
маленькое чудовище, рабочие с трепетом перекрестились, а позже поставили в
церкви Св. Станислава по свечке в благодарение за избавление от режущего
слух визга, раздававшегося временами в старом Ведьмином Доме: они знали, что
никогда более не услышат