Джилмен несколько раз
приходил в сознание и бессвязно шептал что-то Илвуду, пытаясь рассказать о
кошмарах последней ночи. Процесс выздоровления шел мучительно и медленно,
тем более, что с самого начала обнаружилось весьма печальное обстоятельство.
Джилмен -- еще недавно обладавший невероятно тонким слухом --
совершенно оглох. Доктор Мальковский, спешно вызванный по этому поводу,
сообщил Илвуду, что обе барабанные перепонки пациента зверски разорваны, как
если бы они подверглись воздействию звуковых колебаний такой чудовищной
силы, какую человек ни представить себе, ни тем более выдержать положительно
не в состоянии. Как честный человек и добросовестный специалист, доктор
Мальковский находит неуместным строить какие бы то ни было догадки о том,
каким образом звук подобной силы, раздавшись всего несколько часов назад, не
всполошил всю долину Мискатоника.
Используя для общения с больным бумагу и карандаш, Илвуд мог
сравнительно легко поддерживать беседу с Джилменом. Оба не знали, что и
подумать о происшедшем, и почли за благо вспоминать обо всем как можно
меньше. Было решено покинуть проклятый старый дом сразу же, как только
удастся найти новую квартиру. В вечерних газетах сообщалось, что накануне
вечером, сразу после заката, полиция обнаружила в долине за Медоу-Гилль
какое-то странное сборище; при этом упоминалось, что так называемый Белый
камень, находящийся в той местности, издавна служит объектом суеверного
почитания. Арестовать никого не удалось, среди собравшихся был замечен
огромного роста негр. В другой заметке отмечалось, что пропавший без вести
Ладислаш Волейко до сих пор не найден.
Последнее происшествие в ряду ужасных событий этой весны случилось той
же ночью. Илвуду никогда не забыть его, ибо вызванное им нервное потрясение
оказалось настолько велико, что он вынужден был прервать учебу до начала
следующего семестра. Весь вечер ему слышалась крысиная возня за стеной, но
он не придавал этому особого значения. Спустя довольно длительное время
после того, как они с Джилменом улеглись спать, комнату огласили ужасные
душераздирающие вопли. Илвуд вскочил с постели, включил свет и бросился к
кровати больного. Тот кричал нечеловеческим голосом, словно от какой-то
невообразимой пытки, и извивался всем телом под скомканными простынями; на
одеяле появилось быстро растущее кровавое пятно.
Илвуд не смел прикоснуться к своему Другу, но постепенно крики и
конвульсии прекратились. К этому времени Домбровский, Чонский, Дерошер,
Мазуревич и жилец с верхнего этажа уже столпились в дверях комнаты, хозяин
отослал жену срочно телефонировать доктору Мальковскому. Возглас изумления и
страха вырвался у присутствующих, когда из пропитанной кровью постели
выскочил маленький, похожий на крысу зверек и тут же исчез в новой крысиной
дыре, появившейся в стене рядом с кушеткой пострадавшего. Когда врач,
наконец, прибыл и стал убирать окровавленное белье, чтобы осмотреть
больного, Уолтер Джилмен был уже мертв.
Было бы попросту бесчеловечно строить какие-либо теории насчет того,
что могло убить Джилмена. Было похоже на то, что кто-то прогрыз тоннель
сквозь все его тело -- и вырвал сердце. Домбровский, отчаявшийся вывести
крыс, смирился с мыслью об убытках и уже через неделю переехал со всеми
старыми жильцами в не менее сомнительное, но все же не такое ветхое
помещение на Уолнет-стрит. Труднее всего было держать в узде Джо Мазуревича:
задумчивый заклинатель духов беспробудно пьянствовал, вечно ныл и нес нечто
нечленораздельное о привидениях и прочих ужасах.
В ту последнюю страшную ночь Джо себе на беду слишком долго разглядывал
алые от крови следы крысиных лапок, ведшиеот кровати Джилмена к свежей дырке
в стене. На ковре они были почти не видны, но между краем ковра и плинтусом
оставался небольшой участок голого пола. Здесь-то и обнаружил Мазуревич
нечто ужасное; во всяком случае, он хотел всех в этом уверить, хотя очевидцы
с ним не соглашались, признавая в то же время, что следы действительно очень
странные. Отпечатки на половицах и в самом деле отличались от обычных
крысиных следов, но даже Чонский и Дерошер решительно отвергали их сходство
с отпечатками крошечных человеческих рук.
Ведьмин Дом никогда более не сдавался внаем. После того, как
Домбровский с жильцами съехали,