цилиндр имел по шарику или набалдашнику, с пятью плоскими
треугольной формы лучами, наподобие лучей морской звезды. Лучи лежали почти
точно в горизонтальной плоскости, лишь немного отклоняясь от центрального
цилиндра. Нижними своими шариками фигурки были припаяны к сплошным перилам,
но крепление казалось крайне непрочным из-за очень маленькой площади
соприкосновения двух поверхностей в месте пайки, так что нескольких
статуэток недоставало: видимо, они были кем-то отломлены. Высота фигурок не
превышала двенадцати сантиметров, а максимальный диаметр спиц составлял
сантиметров десять.
Поднявшись на ноги, Джилмен сразу почувствовал голыми ступнями довольно
сильный жар, исходивший от плиток пола. Он был здесь совершенно один, и
первым делом подошел к балюстраде, чтобы взглянуть вниз, где в
головокружительной глубине -- не меньше шестисот метров -- лежал бескрайний
город. Прислушавшись, он уловил какую-то ритмическую смесь мелодичных
свистящих звуков разной высоты, едва доносившихся с узких улиц внизу;
Джилмен пожалел, что не сможет рассмотреть обитателей города. Через
некоторое время юноша почувствовал, как от слишком долгого взгляда вниз
начинает кружиться голова: пошатнувшись, он инстинктивно потянулся к
сверкающей балюстраде и схватился правой рукой за одну из фигурок. Движение
было несильным, но его оказалось достаточно, чтобы удержаться на ногах; зато
не выдержала невероятно тонкая пайка, и фигурка со спицами отломилась от
своей опоры. Головокружение еще чувствовалось, и не выпуская статуэтку из
правой руки, левой Джилмен покрепче ухватился за гладко отполированные
перила.
В этот момент его обостренный слух уловил какое-то движение сзади; он
быстро оглянулся на террасу и увидел пять фигур, приближавшиеся к нему
осторожно, но без всякой скрытности. В двух из них он сразу узнал злобную
старуху и косматого зверька с острыми клыками. Одного взгляда на остальных
было достаточно, чтобы сознание покинуло Джилмена. Он увидел живых существ
ростом примерно в два с половиной метра точно такого же вида, как статуэтки
на балюстраде; существа передвигались на своих нижних лучах, изгибая их
наподобие паучьих лапок...
Джилмен проснулся в своей постели, весь в холодном поту; лицо, ладони и
ступни как будто слегка саднили. Вскочив на ноги, он умылся и оделся с
молниеносной быстротой, словно ему вдруг понадобилось срочно уйти из дому.
Он еще не знал, куда пойдет, но понял, что и на сей раз занятиями в колледже
придется пренебречь. Непостижимое притяжение какой-то точки между Гидрой и
Арго Навис сегодня не чувствовалось, но на смену ему пришло другое, еще
более сильное ощущение того же рода. Теперь он испытывал непреодолимое
желание двигаться куда-то на север, как можно дальше на север. Джилмен
боялся идти по мосту, с которого открывался вид на пустынный остров
посередине Мискатоника, и поэтому пересек реку в районе Пибодиавеню. Часто
он запинался, но продолжал шагать, не глядя себе под ноги: зрение и слух его
были прикованы к неведомой точке в безоблачной выси голубого неба.
Примерно через час Джилмену удалось в какой-то степени овладеть собой,
и он обнаружил, что ушел довольно далеко от города. Вокруг простирались
блеклые пустые солончаки; Джилмен шел по узкой дороге, что вела в Инсмут,
старинный полузаброшенный городок, куда по каким-то непонятным соображениям
так опасались ездить жители Аркхэма. Хотя появившееся с утра стремление
двигаться на север не ослабло, Джилмен нашел в себе силы сопротивляться ему,
равно как и возобновившемуся притяжению с юго-востока; более того, ему
далось почти уравновесить их. С трудом добредя до города и выпив чашку кофе
в небольшом заведении, он нехотя зашел в библиотеку и стал бесцельно
перелистывать первые попавшие под руку журналы. Затем Джилмен снова бродил
по улицам, встретил пару знакомых, вспоминавших впоследствии, что их поразил
его необыкновенный загар; он не стал рассказывать им о своей недавней
прогулке за город. Часа в три пополудни Джилмен пообедал в каком-то
ресторане; к этому времени притяжение с севера и юга то ли ослабло, то ли
окончательно разделилось на два противоположных импульса. Позже он убивал
время в дешевом кинематографе, тупо уставившись на сменявшие друг друга
бессмысленные живые картинки и почти не замечая