Говард Ф.Лавкрафт

Тварь на пороге

же простая смена опекуна дать толчок

к полному избавлению от опеки и в конечном итоге привести его к

самостоятельности и независимости? Он пришел один, ибо Асенат была занята.

Она привезла огромное количество книг и приборов из Инсмут (Дерби

содрогнулся, упомянув это название) и заканчивала наводить порядок в

крауниншилдовском имении.

Ее дом в том городе оказался, по его словам, довольно-так мерзким

местом, но с помощью некоторых тамошних приборов он сделал для себя немало

удивительных открытий. Пользуясь теперь наставлениями Асенат, он быстро

овладевал премудростям эзотерики. Совместно с нею он проделал ряд опытов

дерзкого, если не запретного свойства правда, он не чувствовал себя вправе

рассказывать мне о них, полностью доверившись ее дару и намерениям. Трое

слуг были весьма странными субъектами: старая-престарая супружеская пара они

всю жизнь прожили со стариком Эфраимом и рассказывали о нем и о покойной

матери Асенат какие-то туманные вещи, и здоровая девка с явными признаками

уродства на лице, от которой, казалось, постоянно воняло рыбой.

III

В следующие два года я виделся с Дерби все реже и реже. Порой проходило

две недели, в течение которых я вечерами не слышал знакомого

тройного-двойного звонка в дверь. Когда же он приходил или когда, что

случалось все менее регулярно, я сам к нему наведывался, он был мало

расположен к разговору о простых житейских вещах. Дерби старался не касаться

тех оккультных изысканий, о коих он некогда рассказывал мне так подробно, и

предпочитал не упоминать вовсе о своей жене. Со времени их женитьбы она

сильно постарела и теперь, что было весьма странным казалась много старше

его. На ее лице всегда лежала печать сосредоточенной решительности, какую я

до тех пор ни у кого не замечал, и вся она, как мне показалось, была

преисполнена некой неявной и необъяснимой враждебности. Не только я, но

также мои жена и сын заметили это, и мы постепенно перестали звать ее к себе

за что она, как заметил однажды Эдвард со свойственной ему мальчишеской

бестактностью, была нам безмерно благодарна. Иногда чета Дерби отправлялась

в долгие путешествия преимущественно в Европу, хотя Эдвард порой намекал и

на иные, менее известные маршруты.

Уже после первого года их совместной жизни люди заговорили о

происшедших в Эдварде Дерби переменах. Поговаривали об этом как бы между

прочим, ибо перемена носила чисто психологический характер, хотя ей

сопутствовали некоторые прелюбопытные вещи. Время от времени Эдварда

замечали с таким выражением лица и за такими занятиями, которые никак не

отвечали его природе. К примеру, теперь его частенько видели за рулем

принадлежавшего Асенат Паккарда , мчащегося на полной скорости по пыльной

дороге к старому крауниншилдовскому особняку или обратно, причем хотя раньше

он не умел водить автомобиль Дерби справлялся с ним как заправский шофер,

объезжая помехи на дороге со сноровкой и решительностью, совершенно чужцыми

его обычному темпераменту В таких случаях создавалось впечатление, что он

только что вернулся из очередной поездки или напротив собирается уезжать

причем что это за поездка, оставалось только гадать, хотя большею частью он

выбирал дорогу на Инсмут.

Странное дело, происшедшая с Дерби перемена не казалась безоговорочно

благотворной. Люди говорили, что в такие моменты он был очень похож на свою

благоверную, а то и на самого старика Эфраима Уэйта, впрочем, быть может,

такие моменты представлялись из ряда вон выходящими именно по причине своего

нечастого характера. Порой, спустя много часов после стремительного отъезда,

он возвращался из путешествия без чувств, распростертый на заднем сиденье

авто, которым управлял где-то нанятый им шофер или автомеханик. К тому же,

появляясь на людях, что случалось теперь все реже из-за его подчеркнутого

нежелания поддерживать отношения со старыми знакомыми (в том числе, должен

заметить, и со мной), он явно выказывал свою прежнюю нерешительность, и его

безответственное ребячество проявлялось даже в большей степени, нежели в

прошлом. По мере того, как лицо Асенат старело, на лице Эдварда за

исключением вышеупомянутых исключительных случаев точно застыла маска

гипертрофированной апатии, и лишь в редкие моменты по нему пробегала тень

печали или осмысленности.