я теперь верю всему, что мне
рассказал Эдвард. Есть ужасы за гранью жизни, о которых мы даже не
подозреваем, и время от времени человеческие злодеяния вызывают их из бездны
и позволяют вторгнуться в наши земные дела. Эфраим Асенат сие сатанинское
отродье призвало их, и они поглотили Эдварда так же, как сейчас пытаются
поглотить меня. Могу ли я быть уверенным в своей безопасности? Ведь эти силы
способны пережить сколь угодно живучее физическое тело. На следующий день
после полудня, когда я вышел из прострации и вновь обрел способность связно
говорить и контролировать свое тело, я отправился в сумасшедший дом и
застрелил его ради Эдварда и ради всего человечества, но я ни в чем не могу
быть уверен, пока его не кремировали! Тело сохраняют для какого-то дурацкого
вскрытия, которое препоручили нескольким врачам но я утверждаю: его
необходимо кремировать. Его необходимо сжечь того, кто вовсе не был Эдвардом
Дерби, когда я в него стрелял. Я сойду с ума, если этого не сделают, ибо,
возможно, я следующий! Но у меня сильная воля, и я не позволю подорвать ее
теми кошмарами, которые, я знаю, роятся вокруг. Одна жизнь Эфраим, Асенат,
Эдвард - кто следующий? Я не дам изгнать себя из собственного тела! Я не
поменяюсь душой с изрешеченным пулями исчадием ада, что осталось там в
психушке!
Но позвольте мне связно рассказать вам о последнем кошмаре, которому я
стал свидетелем. Я не стану распространяться о том, на что полиция упрямо не
обращала внимания, о рассказах про жуткого зловонного уродца, которого
видели как минимум трое прохожих на Хай-стрит около двух часов ночи, и о
необычных отпечатках ног, замеченных в нескольких местах. Я расскажу вам
только о том, что около двух меня разбудил звонок и стук в дверь в звонок
звонили и кольцом стучали,поперемен-но и как бы с опаской, в тихом отчаянье,
причем тот, кто звонил и стучал, пытался воспроизвести наш с Эдвардом
условный сигнал три-пауза-два.
Вырванный из крепкого сна, мой мозг всполошился. Дерби у меня под
дверью и он вспомнил наш старый код? Но ведь тот новый человек его не
знал!.. Или душа Эдварда вдруг вернулась к нему? Но почему он пришел ко мне
в такой спешке, в таком возбуждении? Или его выписали до срока, а может
быть, он сбежал? Наверное, думал я, накидывая халат и спускаясь по лестнице
вниз, обретение им своего прежнего я сопровождалось приступами бреда и
физических страданий, подвигших его к отчаянному побегу на свободу. Что бы
ни случилось, он снова был старым добрым Эдвардом и я должен был ему помочь!
Когда я распахнул дверь во тьму вязовой аллеи, меня обдало невыносимым
зловонием, от которого я едва не потерял сознание. Но я сумел подавить
приступ тошноты и через секунду с трудом различил согбенную маленькую
фигурку на ступенях крыльца. Меня призвал к себе Эдвард, но тогда кто этот
мерзкий смердящий шарж на человека? И куда это так внезапно исчез Эдвард?
Ведь он звонил в дверь за секунду до того, как я ее открыл.
На пришельце было надето пальто Эдварда его полы почти волочились по
земле, а рукава, хотя и были завернуты, все равно закрывали кисти рук. На
голову была нахлобучена широкополая фетровая шляпа, нижнюю часть лица
скрывал черный шелковый шарф. Когда я сделал неверный шаг вперед, фигурка
издала хлюпающий звук, как тот, что я слышал по телефону буль... буль ...
Его рука протянула мне на кончике длинного карандаша большой плотно
исписанный лист бумаги. Все еще не придя в себя от нестерпимого зловония, я
схватил бумагу и попытался прочитать .ее при свете, струящемся из дверного
проема.
Вне всякого сомнения, это был почерк Эдварда. Но зачем ему понадобилось
писать мне, когда он только что был у меня под дверью? И почему это все
буквы были все вкривь и вкось, точно выписанные нетвердой трясущейся рукой?
При тусклом освещении я не смог ничего разобрать поэтому отступил в холл, а
карлик без приглашения засеменил за мной, замешкавшись на полпути между
внешней и внутренней дверью. От этого диковинного ночного гостя исходил
чудовищный смрад, и я понадеялся (к счастью, не напрасно), что моя жена не
проснется и не увидит это чудовище.
Потом, приступив к чтению, я почувствовал, как у меня подогнулись
колени и потемнело в глазах. Придя в себя, я увидел, что лежу на полу, а
этот проклятый листок бумаги все еще зажат в моей