Говард Ф.Лавкрафт

Шепчущий в ночи

поскольку в нем слышались нотки

авторитарности; механический же голос, несмотря на свою громкость и

регулярность, явно принадлежал носителю подчиненной позиции, в нем была даже

мольба. В голосе Нойеса звучали примирительные оттенки. Что касается других

участников, то тут я не решался сделать предположения. Я не расслышал уже

знакомый мне шепот Эйкели, но это меня не удивило, поскольку столь слабый

звук ни за что не проник бы через массивный пол моей комнаты. Я попытаюсь

привести здесь кое-что из разрозненных слов, а также других звуков, с

указанием тех, кто их произносил, разумеется, по моей догадке. Первые

разборчивые фразы принадлежали говорящей машине.

(Говорящая машина)

"...взял это на себя... получить обратно письма и запись... кончить на

этом... обманут... видеть и слышать... черт побери... безличная сила, в

конце концов... новенький, блестящий цилиндр... Боже правый...":

(Первый Жужжащий Голос)

"...в этот раз мы остановились... маленький и человеческий... Эйкели...

мозг... говорит..."

(Второй Жужжащий Голос)

"...Ньярлатхотеп... Уилмерт... Записи и письма... дешевое

жульничество..."

(Нойес)

"...(Непроизносимое слово или имя, может быть, - Н"га-Ктхан)...

безвредно... покой... пару недель... театрально... говорил вам об этом

раньше..."

(Первый Жужжащий Голос)

"...нет повода... первоначальный план... результаты. Нойес может

стеречь... Круглый Холм... новый цилиндр... машина Нойеса..."

(Нойес)

"...ладно... все ваши... здесь внизу... отдохнуть,... место"

(Несколько Голосов одновременно и совершенно неразборчиво)

(Топот множества ног, сливающийся с возбужденным шумом и грохотом)

(Странный звук хлопающих крыльев)

(Шум заведенного автомобиля, постепенно удаляющийся)

(Тишина)

Вот какие звуки донеслись до моих ушей снизу, пока я, не шевелясь,

лежал на кровати в этом сельском доме - пристанище призраков,

расположившемся вблизи демонических холмов - я лежал совершенно одетый,

сжимая в правой руке револьвер, а в левой - карманный фонарик. Сна у меня не

было, как я уже сказал, ни в одном глазу; и тем не менее какой-то жуткий

паралич сковал меня до тех пор, пока эхо последних звуков не исчезло вдали.

Я слышал тиканье старинных деревянных коннектикутских часов откуда-то снизу,

а также неровный храп спящего человека. Видимо, Эйкели заснул после этого

бурного ночного обсуждения, и я нисколько не был удивлен.

Даже просто подумать, что все это значит или решить, что мне делать, я

не мог. В конце-то концов, что я услышал, .помимо того, на что меня уже

навела предыдущая информация? Разве я не знал, что Пришельцы теперь свободно

приходят в этот дом? Эйкели, несомненно, был удивлен их столь неожиданным

визитом сегодня. И все-таки что-то в этом отрывочном разговоре невообразимо

испугало меня, пробудило самые чудовищные подозрения и самые ужасные

сомнения, заставило страстно желать, чтобы все это оказалось не более, чем

сном. Я думаю, что мое подсознание уловило нечто, недоступное пока моему

рассудку. Но как там Эйкели? Как он себя вел? Разве он не мой друг и разве

он мог допустить, чтобы мне был причинен какой-нибудь вред? Мирное

похрапывание снизу, казалось, доказывало смехотворность охвативших меня

страхов.

Возможно ли, чтобы Эйкели был использован зловещими силами в качестве

средства, чтобы заманить меня сюда, в эти холмы, вместе с письмами,

фотографиями и записью фонографа? Неужели эти существа собрались уничтожить

нас обоих, потому что мы слишком много знаем о них? Вновь мне на ум пришла

мысль о неожиданности и неестественности того изменения ситуации, которое

произошло между предпоследним и последним письмами Эйкели. Что-то,

подсказывало мне чутье, было не так. Все было не так, как выглядело. Этот

кислый кофе, который я выплеснул, - не было ли тут попытки со стороны

неизвестной силы подмешать яд или наркотик? Я должен поговорить с Эйкели,

причем немедленно, и призвать его к трезвой оценке ситуации. Они

загипнотизировали его своими обещаниями космических путешествий и открытий,

но теперь он вынужден будет прислушаться к доводам рассудка. Мы должны