Говард Ф.Лавкрафт

Шепчущий в ночи

ощущение напряженности растущей угрозы. Цель моего визита

и все чудовищные обстоятельства, которые были с ним связаны, вдруг

обрушились на меня разом, вызвав холодок в спине и почти перевесив мою жажду

познать неизведанное.

Мой спутник, по всей видимости, угадал мое настроение, ибо по мере

того, как дорога становилась шире и менее ухоженной, а наше продвижение

замедлялось и вибрация машины усиливалась, его любезные пояснения

становились все более пространными, превратившись постепенно в непрерывный

речевой поток. Он говорил о красоте и загадочности этих мест и обнаруживал

знакомство с фольклорными исследованиями моего будущего хозяина. Его

вежливые вопросы показывали, что ему известен сугубо научный характер моего

приезда, а также то, что я везу важные материалы; но он ни одним словом не

намекнул на знакомство с глубиной и невероятностью истин, которые открылись

перед Эйкели.

Манера поведения моего попутчика была столь любезной, бодрой, вполне

городской и абсолютно нормальной, что его высказывания, по идее, должны были

бы успокоить и подбодрить меня; но, как это ни странно, я лишь все более и

более тревожился по мере того, как мы углублялись в первозданную дикость

холмов и лесных чащ. Временами мне казалось, что он просто хочет выпытать

все, что мне известно о чудовищных тайнах этих мест; к тому же с каждым его

словом усиливалось ощущение, смутное, дразнящее и пугающее, что этот голос я

где-то слышал. Он был не просто знаком мне, несмотря на мягкую и

интеллигентную манеру. Я почему-то связывал его в памяти с какими-то

забытыми ночными кошмарами и чувствовал, что сойду с ума, если не вспомню,

где я его слышал. Если бы в этот момент подвернулась уважительная причина,

ей богу, я отказался бы от своего визите. Но ясно было, что такой причины

нет, - и я утешал себя надеждой, что спокойный научный разговор с самим

Эйкели поможет мне взять себя в руки.

Кроме того, в космической красоте гипнотического пейзажа,

открывавшегося моим глазам, был какой-то странный элемент успокоения. Время,

казалось, затерялось в лабиринтах дороги, которые остались позади, и вокруг

нас разливались цветущие волны воображения, воскресшая красота ушедших

столетий - седые рощи, нетронутые пастбища с яркими осенними цветами, да еще

- на больших расстояниях друг от друга - маленькие коричневые строения

фермерских усадеб, уютно устроившихся в тени гигантских деревьев посреди

ароматов шиповника и лугового мятлика. Даже солнечный свет был здесь

каким-то необычно ярким, как будто особая атмосфера существовала специально

для этой местности. Мне никогда еще не приходилось видеть ничего похожего,

разве что - фоновый пейзаж на полотнах итальянских примитивистов. Содома и

Леонардо передавали подобный простор на своих картинах, но лишь только в

далекой перспективе, сквозь сводчатые арки эпохи Возрождения. Теперь мы как

бы наяву погружались в атмосферу этих книг, и мне казалось, что я приобретаю

то изначально мне знакомое или унаследованное, что я всегда безуспешно

пытался найти.

Неожиданно, обогнув поворот, на вершине крутого склона машина

остановилась. Слева от меня, по ту сторону ухоженного газона, подходившего к

самой дороге и огороженного барьером из белого камня, стоял

двух-с-половиною-этажный дом необычного для этой местности размера и

изысканности, с целой группой присоединившихся к нему сзади и справа

строений: амбаров, сараев и ветряной мельницы. Я сразу же узнал его, так как

видел на фотографии, присланной Эйкели, так что не удивился, заметив его имя

на железном почтовом ящике возле дороги. На некотором расстоянии от дома

сзади тянулась полоса болот и редколесья, за которой поднимался крутой,

густо поросший лесом холм, завершавшийся остроконечной вершиной. Последняя,

как я догадался, была вершиной Темной Горы, половину подъема на которую мы

только что совершили.

Выйдя из машины и приняв из моих рук саквояж, Нойес предложил

подождать, пока он сходит предупредить Эйкели о моем прибытии. Сам он, по

его словам, чрезвычайно торопился и не мог задерживаться. Когда он быстрым

шагом направился по дорожке к дому, я вылез из машины, чтобы слегка размять

ноги перед длинным разговором. Чувство нервозности и напряжения, казалось,