Говард Ф.Лавкрафт

Шепчущий в ночи

все утро четверга я его ожидал. Но наступил и прошел полдень, а

когда я позвонил в почтовый офис, мне сообщали, что никакого груза для меня

не прибыло. Уже сильно встревожившись, я позвонил транспортному агенту в

Бостон на Северный Вокзал; и без особого удивления узнал, что груз не прибыл

и туда. Поезд N 5508 прибыл вчера с 35-минутным опозданием, и никакой

коробки для меня там не было. Агент обещал навести справки и все выяснить; я

же послал в конце дня телеграмму Эйкели, в которой обрисовал сложившуюся

ситуацию.

Ответ из Бостона пришел на следующий день, агент позвонил мне, как

только выяснил все обстоятельства. Похоже, что посыльный на поезде N 5508

припомнил инцидент, который мог иметь отношение к пропаже моего груза -

перебранку с худощавым, рыжеволосым, неотесанным мужчиной с очень странным

голосом, происшедшую, когда поезд делал стоянку в Киине, Нью-Хэмпшир,

примерно после часа дня.

Этот мужчина, как он сказал, был крайне взволнован и уверял, что

ожидает прибытия тяжелого ящика, которого не было в поезде и который даже не

упоминался в журналах посыльного. Он назвался Стенли Эдамсом, и у него был

такой монотонный густой голос, что клерк почувствовал себя дурно,

разговаривая с ним. В результате посыльный даже не смог запомнить, чем же

разговор закончился, а помнил лишь, что когда он вновь пришел в полное

сознание, поезд уже тронулся. Бостонский агент добавил, что этот посыльный

был молодым человеком исключительной честности и надежности, с хорошими

рекомендациями и уже давно работал на компанию.

Этим вечером я выехал в Бостон, чтобы лично расспросить посыльного о

случившемся, получив его имя и адрес в конторе. Он оказался откровенным

человеком, с приятными манерами, но я скоро понял, что он не сможет ничего

добавить к тому, что мне уже было известно. Странным мне показалось лишь то,

что он не был уверен, сможет ли узнать того человека, если встретит его еще

раз. Поняв, что от него я больше ничего не смогу добиться, я вернулся в

Эркхем и до утра писал Эйкели, затем в почтовую компанию, полицейское

управление и почтовому агенту в Киине. Я чувствовал, что человек с необычным

голосом, который так сильно повлиял на посыльного, играет ключевую роль во

всем этом загадочном деле, и надеялся, что станционные служители или

телеграфисты в Киине смогут что-то сообщить о нем, о том, как он обратился

со своим запросом, коща и где.

Я вынужден, однако, признаться, что все мои попытки расследовать

ситуацию оказались тщетными. Действительно, человек со странным голосом был

замечен после пополудни 18 июля в Киине, а какой-то зевака смутно запомнил у

него в руках тяжелый ящик; однако человек этот был им абсолютно неизвестен,

и прежде, как и впоследствии, никто его не видел. Он не заходил в помещение

телеграфа и не получал никаких сведений, равно как никаких сообщений

касательно присутствия черного камня на поезде N 5508 ни для кого по

телеграфу не поступало. Естественно, Эйкели присоединился ко мне в

расследовании этого происшествия и даже сам съездил в Киин, чтобы опросить

возможных очевидцев случившегося и людей, живущих неподалеку от станции;

однако его отношение к происшествию было куда более фаталистическим, чем

мое. Он склонен был считать потерю ящика зловещим следствием неизбежного

противодействия и ничуть не надеялся на возможность найти утраченное. Он

говорил о несомненной телепатической и гипнотической силе созданий, живущих

на холмах, и их агентов, а в одном из писем намекал, что, по его убеждению,

камень уже давно покинул нашу планету. Я, со своей стороны, был сильно

разгневан, поскольку видел в изучении старых, полустертых иероглифов

возможность узнать нечто новое и удивительное. Этот эпизод еще долго

будоражил бы мое воображение, если бы последующие письма Эйкели не

ознаменовали собой начало совершенно новой фазы ужасной истории загадочных

холмов, которая сразу же завладела моим вниманием.

IV

Неизвестные создания, писал Эйкели все более неровным почерком, взялись

за него гораздо серьезнее, чем раньше, и с более определенными целями.

Ночной лай собак в безлунные ночи или когда луна была полузакрыта облаками

стал просто чудовищным, а кроме того, были отмечены попытки пристать к