Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

тайны древней магии и вызвать из небытия греческого колдуна

Аполлония Тианского, жившего во времена Нерона.

Представленная здесь романтическая, полуготическая и квази-моралистская

традиция продолжалась чуть ли не до конца девятнадцатого столетия благодаря

таким авторам, как Джозеф Шеридан, Ле Фаню, Уилки Коллинз, покойный сэр

Генри Райдер Хаггард (автор великолепного сочинения "Она"), сэр Артур Конан

Доил, Г. Д. Уэллс и Роберт Луис Стивенсон -- из которых последний, несмотря

на ужасное тяготение к изящным маньеризмам, создал классические произведения

"Маркхейм", "Похититель" и "странная история доктора Джекиля и мистера

Хайда". Мы можем уверенно заявить, что школа выжила, ибо именно к ней

принадлежит та современная литература ужаса, которая занята более событиями,

нежели атмосферой, адресуется скорее к разуму и не заботится о нагнетании

зла и психологическом правдоподобии, определенно симпатизирует человечеству

и желает ему благоденствия. Не будем отрицать сильное воздействие этой

литературы, ведь благодаря "элементу человечности" она получает гораздо

более широкую аудиторию, чем чисто художественный кошмар. Если в ней меньше

ужаса, то это потому, что разбавленный продукт не может иметь концентрацию

чистого.

Как роман вообще и произведение литературы ужаса в частности наособицу

стоит знаменитый "Грозовой перевал" (1847) Эмили Бронте с его сумасшедшими,

открытыми ветрам йоркширскими пустошами и порожденной ими жестокой

извращенной жизнью. Хотя изначально была задумана история о человеческой

жизни и страстях, пребывающих в конфликте и агонии, ее эпический космический

размах не оставляет в стороне и внеземной ужас. Хатклиф, видоизмененный

байронический негодяй, -- странный темноволосый бродяга, найденный некоей

семьей на улице и произносивший какую-то тарабарщину, пока не стал жить с

приемными родителями, которых довел до могилы. Не раз в самом романе

высказывается предположение, что он не столько человек, сколько дьявольский

дух, причем нереальное становится еще ближе из-за несчастного

ребенка-призрака, увиденного гостем в верхнем окне дома. У Хатклифа и Кэтрин

Ирншоу завязываются более глубокие и ужасные отношения, чем человеческая

любовь. После ее смерти он дважды разрывает ее могилу, и его преследует

нечто неосязаемое, что может быть только ее душой. Она все более и более

завладевает его жизнью, и в конце концов он ощущает странные изменения и

отказывается есть. По ночам он или бродит вне дома, или открывает окно возле

кровати. Когда он умирает, окно остается открытым, хотя идет дождь, и его

застывшее лицо смягчается улыбкой. Хоронят Хатклифа возле холма, на который

он приходил восемнадцать лет, и подпаски рассказывают, что он гуляет со

своей Кэтрин на церковном кладбище и по пустоши, когда идет дождь. Их лица в

дождливые ночи также можно видеть в верхнем окне на Грозовом перевале.

Сверхъестественный ужас, описанный мисс Бронте, не просто отклик не

готический роман, но соответствующее по напряженности отражение человеческой

реакции на неведомое. В этом отношении "Грозовой перевал" стал символом

перехода от одной литературной традиции к другой и свидетельством

становления новой и значительной школы.

6. Литература о сверхъестественном в континентальной Европе

На континенте литература ужаса процветала. Знаменитые рассказы и романы

Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана (1776-1822) являются символом продуманных

декораций и зрелой формы, хотя в них есть тяготение к излишней легкости и

экстравагантности, зато отсутствуют напряженные моменты наивысшего,

перехватывающего дыхание ужаса, что под силу и куда менее изощренному

автору. Обычно в них больше абсурдного, нежели ужасного. Самой художественно

совершенной из историй сверхъестественном на континенте является "Ундина"

Фридрр Гейнриха Карла, барона де ла Мотт Фуке. В этом повествовании о духе

воды, ставшем женой смертного и обретшем человеческую душу, есть деликатное,

тонкое мастерство, благодаря которому оно значительно не только для

какого-то одного литературного жанра, и есть естественность, приближающая

повествование к народной сказке. В сущности, сюжет взят из "Трактата о феях"