Говард Ф.Лавкрафт

Сверхъестественный ужас в литературе

1. Вступление

Страх -- самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый

древний и самый сильный страх -- страх неведомого. Вряд ли кто-нибудь из

психологов будет это оспаривать, и в качестве общепризнанного факта сие

должно на все времена утвердить подлинность и достоинство таинственного,

ужасного повествования как литературной формы. Против него направлены все

стрелы материалистической софистики, которая цепляется за обычные чувства и

внешние явления, и, так сказать, пресного идеализма, который протестует

против эстетического мотива и призывает к созданию дидактической литературы,

чтобы "поднять" читателя до требуемого уровня самодовольного оптимизма.

Однако, несмотря ни на что, таинственное повествование выживало, развивалось

и добивалось замечательных результатов; основанное на мудром и простом

принципе, может быть и не универсальном, но живом и вечном для всех, кто

обладает достаточной чувствительностью.

У призрачного ужаса, как правило, небольшая аудитория, поскольку он

требует от читателя вполне определенной способности к фантазиям и

отстранению от обычной жизни. Сравнительно немногие в достаточной степени

свободны от власти повседневности и способны отвечать на стук извне, поэтому

вкус большинства в первую очередь удовлетворяют рассказы о банальных

чувствах и событиях или о незамысловатых отклонениях в этих чувствах и

событиях; и это правильно, наверное, поскольку банальности составляют

большую часть человеческого опыта. Чувствительные люди всегда были и будут с

нами, но иногда случается и так, что неожиданный приступ любопытства смущает

и самую недоверчивую голову; поэтому никакая рационализация, никакая

реформа, никакой фрейдистский анализ не в состоянии полностью уничтожить

трепет, возникающий во время бесед у камина или в лесной чаще. Ведь речь

идет о психологии или традиции, так же реально и глубоко укоренившейся в

человеческом сознании, как любая другая традиция; о сверстнице религиозного

чувства, тесно связанной со многими его аспектами и занимающей слишком много

места в нашем внутреннем биологическом наследии, чтобы потерять всемогущую

власть над очень важным, хотя и численно невеликим меньшинством нам

подобных.

Главные инстинкты и чувства человека сформированы его ответом на

окружающую обстановку. Вполне определенные чувства, основанные на

удовольствии и боли, растут вокруг феноменов, причины и следствия которых он

понимает, тогда как вокруг тех, которые он не понимает -- в ранние времена

вселенная кишела ими, -- появлялись, естественно, всякие персонификации,

чудесные интерпретации, ощущения ужаса и страха, которые только и могло

придумать человеческое сообщество с немногими и простыми идеями и

ограниченным опытом. Будучи непредсказуемым, неведомое стало для наших

примитивных предков ужасным и всемогущим источником радостей и бедствий,

насылаемых на человечество тайными и внеземными силами, очевидно,

принадлежащими к сферам существования, о которых нам ничего неизвестно и к

которым мы не принадлежим. Феномен грез (сна) тоже способствовал

формированию представления о нереальном или призрачном мире; в целом все

условия дикой низшей жизни пробуждали в человеке ощущение

сверхъестественного, и не следует удивляться тому, как основательно

наследственная память пропитана религией и суевериями. Это явление -- как

самый обыкновенный научный факт -- должно, в сущности, рассматриваться в

качестве постоянного, ибо тут задействованы и подсознание, и инстинкты; и,

хотя беспрерывное противостояние ареалу неведомого насчитывает уже тысячи

лет, большая часть внешнего космоса все еще является неиссякаемым источником

таинственного, да и перешедшие к нам властные наследственные ассоциации не

оставляют без внимания объекты и явления, которые когда-то были сочтены

таинственными, пусть даже теперь мы можем многое объяснить. Более того,

существует объективная физиологическая фиксация давних инстинктов в нервной

природе человека, которая придает им поразительную подвижность, пусть даже

сознание полностью отрицает чудеса.

Так как мы помним боль и угрозу смерти лучше, нежели удовольствия, и

так как наши чувства в отношении благоприятных аспектов неведомого с самого